ON THE PATHOGENESIES
OF THE “CHRONIC DISEASES.”                         первая часть
 
By Dr. Richard Hugh
Second Paper.

  В последнем номере этого журнала (Vol. ХХХII, p. 631) я дал отчет о природе и свойствах сорока семи патогенезов, содержащихся во втором издании трактата Hahnemann Chronic Diseases. Выводы, к которым привело их исследование, были сформулированы следующим образом:

1. Тринадцать лекарств, впервые появившиеся во 2-м издании, и дополнения к уже опубликованным, были получены как от здоровых, так и от больных людей с помощью глобул 30-го разведения.
2. Восемнадцать лекарств, впервые появившихся в 1-м издании, и содержащиеся в нем дополнения к четырем старым, были в основном получены от больных посредством разведений с 3-го по 12-е.
3. Семнадцать лекарств, которые были перенесены из Materia Medica Pura, как правило, наблюдались у здоровых людей, принимавших значительные дозы этих лекарств.

 
Я также упомянул наблюдения других авторов, как составляющую многих из этих патогенезов. У них есть свои достоинства и недостатки, которые следует обсудить в другом месте.
Какие же у нас есть свидетельства о действии бесконечно малых величин на здоровый организм — от миллионной до дециллионной доли grain и какие есть гарантии, что симптомы, наблюдаемые у больных, не являются следствием существующей болезни, а являются действием принимаемого лекарства.

 
      I. Рассмотрим сначала вопрос о действии бесконечно малых величин на здоровый организм.
Следует иметь в виду, что это совсем другой вопрос, чем вопрос об эффективности и целесообразности бесконечно малых доз при гомеопатическом лечении больного организма. Измененная чувствительность больного органа к раздражителям и сходство действия лекарства с действием патологической причины в совокупности делают возможным обострение и предполагают, что дозы должны быть малы и могут быть ещё снижены. Дело обстоит намного проще, когда перед нами стоит задача наблюдения за действием лекарства на здоровый организм. Это простой вопрос, допускающий наблюдение за фактами и можно неограниченно проверять через эксперимент. Никаких предварительных знаний не требуется и симптомы имеют менее сомнительное толкование. Исследовав, до какого предела ослабления доходят хорошо известные эффекты лекарств, поймём, имеем ли мы право, утверждать или делать выводы о патогенетическом действии бесконечно малых доз лекарств.

 
Я говорю о лекарствах и тем самым значительно ограничиваю поле исследования, например, Spallanzani оплодотворял лягушек 42 000 частью капли семени, лихорадка и сыпь коровьей оспы были вызваны вакцинной лимфой, разбавленной до 4 - х сотых долей или выше, (Brit. Joum. of Ноm., xxiv, 171; ххv, 340; ххх, 605; xxxii, p720) кролики умирали от септицемии, когда вводили в их сосуды триллионную часть капли крови от погибающего от септицемии, ⁽Ibid, xxxi, 104) но это факты другого порядка. Действие сперматозоидов у первых, каталитические или заразные процессы, предположительно имеющиеся у вторых и третьих, делают невозможным аргумент в пользу их лечебного воздействия.

 
Явления ощущений также неприменимы непосредственно к данному вопросу, мельчайшие частицы мускуса, воздействующие на обонятельные нервы, или натрий, который можно сделать видимым с помощью спектрального анализа, доказывают только тонкость наших чувств, они ничего не дают к доказательству их способности нарушать здоровье организма, вызывать боль, спазм, воспаление и т. д. Но очень небольшое исследование покажет, что у нас есть соответствующие факты о пределах истинного действия лекарства.

1. Зрачок — тонкий и простой тест физиологического действия лекарств. Передо мной рецепт, выписанный выдающимся, ныне живущим, окулистом. Он предписывает растворить одну пятую grain Daturin в унции воды и закапывать по капле в каждый глаз в 7 часов вечера ежедневно.

Расчет покажет, что такая капля содержит лишь 1\2400 grain алкалоида; но расширение зрачка, несомненно. Atropia ведет нас еще дальше. Атропизированный желатин, приготовленный Savory и Moore под руководством Mr. Ernest Hart, содержит 1\ 100 000 часть grain атропина в каждом диске; тем не менее, он отлично отвечает своей цели. Prof. Donders цитируемый в четвертом издании Materia Medica Pereira, находит, что у собак ослабление Atropia может достигать 1\700 000, прежде чем эффект станет сомнительным, это доказывают и недавние эксперименты Rossbach и Frohlich (London Med. Record, I, 786), когда препарат вызывал сокращение зрачка, при уменьшении разведения ниже минимальной точки.

Prof. Donders, добавляет: «Чувствительность глаза на Atropia действительно вызывает удивление, если учесть, что одной капли разбавленного раствора достаточно для того, чтобы вызвать дилатацию, при этом вероятно не поглощается и пятидесятая часть её. С этими фактами об Atropia согласуется и наблюдение Dr. Harley (Old Vegetable Neurotics p.223), о "конгестии всей конъюнктивы с сухостью оболочки и тупой ноющей болью в глазном яблоке, продолжающейся в течение нескольких часов»," из-за закапывания двенадцати капель из раствора, составленного из одной части [Atropia] на 400 000 частей воды.

 
2. Другим хорошим физиологическим действием для количественного тестирования является тетанизирующая способность Strychnia. Dr. Arnold (Brit. Joum. of Hom. ii, 101) установил предел этой способности у лягушек. 1/ 10 000 раствора обычно не вызывали ничего, кроме повышенной рефлекторной раздражительности. Но у одной лягушки, которая накануне несколько часов страдала столбняком и полностью выздоровела, через полчаса, случился легкий приступ, после повторного введения 1 / 10 000 раствора, а введение 1/ 1 000 000 раствора закончилось гибелью животного через несколько часов.

3. До сих пор мы имели дело с количествами, которые, хотя и были достаточно незначительными, не доходили до миллионной доли grain,

т. е. до нашего 3-го разбавления. В случае с Arsenic у нас есть факты, указывающие на гораздо более широкий диапазон эффективности.
Dr. Imbert-Gourbeyre, чье библиографическое и личное собрание сведений о действии мышьяка неразрывно связывает его имя с этим лекарством, записал несколько случаев его действия в бесконечно малых  дозах (See especially his “Etudes de quelques Symptomes de l’Arseiiic" (Gazette Médicale, 1862).- с 4 - й тритурации (т. е. 1/ 10 000 000)^[1] - зуд, эритема, папулы и жжение в глазах со слезотечением; с 8 -го (1/ 100 000 000 000 000) сливная милиарная сыпь с сильным недомоганием (это было у здорового испытателя, студента- медика).

Dr. v. Grauvogl^[2]на себе испытал Arsenic. 3 - е и 10-е десятичные разведения сделали его больным; 30 - е десятичное разведение этого не делало, но вызывало ненасытную жажду, которую он впоследствии испытывал и по ней он знал, что это Arsenic. 30 - й десятичный знак = 15-му сотенному разведению; т.е. он содержит quintillionth часть grain.

4. Atropia, Strychnia и Arsenic, с которыми мы имели дело, являются сильнодействующими ядами. Я не знаю испытаний, относящихся к вопросу [действия на здоровый организм в малых дозах], относительно таких лекарств, как Agaricus, Euphorbium и Nitrum, которые обладают умеренной энергией в сыром виде. Но из тех, которые инертны и развивают энергию в процессе растирания, мы имеем типичный пример в Natrum muriaticum.
 
Это вещество было повторно испытано под наблюдением доктора Dr. Watzke, наиболее компетентного наблюдателя. Он пишет: “Я, увы! (Я говорю, увы! ибо я бы предпочел придерживаться больших доз, которые согласуются с общепринятыми взглядами) —вынужден объявить себя сторонником более высоких разведений. Физиологические эксперименты, проведенные с Natrum muriaticum, а также подавляющее большинство клинических результатов, полученных с его помощью, решительно и отчетливо говорят в пользу этого препарата”.

Перед лицом таких фактов (которых легко можно было бы умножить), мы не имеем права отвергать симптомы, якобы вызываемые бесконечно малыми дозами лекарств как таковых. Ощущение неопределенности вокруг них усиливается главным образом субъективным и мимолетным характером большинства регистрируемых явлений. Только такие объективные случаи, как в примере Dr. Imbert-Gourbeyre или, как в примере Dr. v. Grauvogl, когда они объективны и повторяемы, не должны вызывать сомнений в их реальности.

 
II. Второй вопрос, возникающий в связи с Chronic Diseases, заключается в следующем: каково значение симптомов, наблюдаемых у больных? Не может быть сомнения в том, что при надлежащих предосторожностях патогенетическое действие лекарства можно наблюдать у пациентов, принимающих его от своих болезней, почти так же, как и у здоровых людей.
Некоторые из наших лучших записей об эффектах Atropia — например, Grandi и Michen — взяты у эпилептиков. Условия объективности очевидны - болезнь должна иметь определенный и ограниченный характер, на фоне хорошего общего состояния здоровья, все симптомы, предположительно должны являться следствием этой болезни или занимать одно и то же с ней место, все явления, ранее наблюдавшиеся у больного или во время его нездоровья должны быть исключены.

 
Hahnemann признавал необходимость таких предосторожностей для получения приемлемого результата, это видно из его предисловия к тому 1 Materia Medica Рига (1830 г.). Там он пишет: “Среди наблюдений других авторов некоторые симптомы были получены от больных людей. Однако, поскольку это были хронические больные с хорошо известными симптомами, их не следует смешивать с эффектами, вызываемыми лекарствами [на больных], как показал и тщательно проиллюстрировал Greding.

Следовательно, симптомы, наблюдаемые у таких больных, не лишены ценности и могут во всяком случае служить подтверждением, появления аналогичных или идентичных симптомов среди чистых эффектов лекарств у здоровых людей”. Он также говорит в своей «Medicine Experience» (1805 г.): “Как у больных, среди симптомов первоначальной болезни, можно обнаружить лекарственные симптомы - это предмет для упражнения высокого порядка пытливого ума, и должно проводиться исключительно мастером в искусстве наблюдения”. Это утверждение остается неизменным в последнем издании «Organon» (1833 г.), где к словам “лекарственные симптомы”, он добавляет примечание объясняя их таковыми, “их можно наблюдать во время длительного течения болезни или никогда раньше, следовательно, новые, относятся к лекарствам”.

 
Признав Hahnemann “мастером в искусстве наблюдения” и видя, насколько здравы были исповедуемые им каноны, мы могли бы безоговорочно принять по крайней мере те симптомы, которые он сам вставил в патогенез Chronic Diseases, даже если они были получены от больных. Но, к нашему несчастью, он дал нам средство проверить свою действительную практику в этом вопросе и результат оказался отнюдь не благоприятен. Я имею в виду наблюдения, которые он цитировал из других авторов. Здесь мы можем видеть его, так сказать за работой, среди его пациентов, мы можем заметить симптомы, которые он выбирает как результат вводимого лекарства, а не от присутствующей болезни, и проверяет их на соответствие собственным канонам и здравому смыслу.

 
Давайте сначала возьмем Greding, как человека, которого Hahnemann упоминает по имени, как типичный пример осторожности в различение симптомов лекарства и болезни. Greding привел серию случаев лечения одной и той же болезни разными лекарствами, фиксируя все явления, отмечаемые у больного при приеме. Он иногда, но не всегда, подытоживая результаты, указывает, какие из зарегистрированных симптомов можно или нельзя отнести к препарату. Но когда он это делает, Hahnemann не обязательно следует за ним. Например, при лечении некоторых эпилептиков Cuprum, у одного, сразу, после проглатывания таблетки, были потеряны рассудок и мышление на короткое время, а у другого, который страдал от геморроя, возникло кровотечение, в течение четырех дней подряд. Greding, со здравым смыслом пишет, “для этого средства, эти симптомы, по-видимому, никоим образом невозможны”. Но они появляются в патогенезе Hahnemann (S. 15 и 208) как эффекты Cuprum. 

Опять же, этот автор рассказывает о лечении Belladonna^[3] двадцати трех epileptic и epileptomaniac. Можно было бы ожидать, что любые симптомы, будут далеки от epileptic и epileptomaniac проявлений, но все же от одного из них мы имеем S. 1322 (“при ​​внезапном крике дрожит в руках и ногах”), который Dr. Russell (Clinical Lectures) цитирует как вклад в доказательство гомеопатического действия Belladonna на эпилепсию (See also S. 1374) , а формы психических расстройств, обозначенные как S. 1375, 1376, 1377 и 1387, все взяты у maniac и melancholiac. 

В другом случае Greding вылечил с помощью Belladonna три случая желтухи. В двух из них был зеленый стул при переходе от глинистого к естественному оттенку; но это явление стоит среди эффектов препарата на здоровых (S. 703, 704). Наконец, я хотел бы отослать читателя к отчету, который я дал в Monthly Ноm. Review for Nov. 1873, о случаях, леченных Greding с помощью Aconitum, от которых Hahnemann взял симптомы. Больная была maniac и, что вполне естественно, у нее были признаки расстройства месячных, а Hahnemann сообщает нам (S. 252), что Aconitum вызывает “ярость во время появления менструации”. Другой больной был с хроническим заболеванием - беспокоящем, мучительным кашлем, ему принадлежит S. 353, здесь Hahnemann говорит о “частом кашле” как о части действия препарата.

Мне не нужно идти дальше, чтобы показать, что использование Hahnemann записей Greding не одобряется самим этим наблюдателем и носит весьма сомнительный характер. 

Возьмем другого автора, знаменитого Baron Störck. Его случаи лечения Aconitum суммированы в статье, на которую я уже ссылался.
В одном из них “значительная опухоль в левой подвздошной области” уменьшилась и окончательно исчезла под действием препарата, с сопутствующим обильным выделением из влагалища вязкого желтоватого вещества. Hahnemann (S. 251) считает, что “обильные, стойкие, желтоватые бели” вызываются Aconite!

Но самые любопытные факты, касающиеся этого автора, относятся к его знаменитым сообщениям об использовании Conium при раке. В его очерке [Conium применялся Baron Störck в материальных дозах на больных] не описано никакого выраженного, разрушительного действия от этого препарата, зарегистрированного автором, рассмотренные случаи, по-видимому, доказывают это утверждение, но Hahnemann не может в это поверить, и поэтому патогенез Conium в Chronic Diseases содержит тридцать три симптома, с которыми связано имя Störck. Ниже они представлены.

 
Больная раком молочной железы перед смертью кашляет и выделяет гной. Как и следовало ожидать, ее легкие поражены болезнью, но “гнойная мокрота” (S. 550) и “боль, простреливающая в язвы при кашле” (S. 752), являются ее вкладом в патогенез Coniun. Другой пациент, с таким же заболеванием, простужается в холодный, ветреный день, возникают колики и поносы и, наконец, дизентерия, от которой она умирает, Hahnemann извлекает из повествования как последствия Conium, который она принимала симптомы: “Сильная боль в животе с ознобом” (S. 359) и “ослабляющий понос” (S. 428). У другого больного были S. 518, 224, 7, 870, 909, 562 и 210 группой. Их считали связанными с перегрузкой желудка, и все они исчезали после рвотного; но они появляются в патогенезе Conium. Нет нужды умножать такие случаи.

 
Я мог бы привести множество фактов того же порядка. Большинство приведенных симптомов Arnica наблюдается у лечившихся ею травмированных или паралитиков, выздоравливающих при ее употреблении. Её симптомы, как правило, относиться исключительно к ушибленным или бессильным, слабым частям тела. Antimonium crudum приписывают ряд явлений, которые, очевидно, являются механическими последствиями вызванной им сильной рвоты. Все эффекты, лечения лихорадки China, приписываемые Bark, такие как водянка, желтуха, чахотка и тому подобное, считаются чистыми эффектами China, но они никогда не встречались ни у кого другого, кроме как у больных и так до бесконечности. Результат моей экспертизы, к сожалению, дискредитируют составителя этой части патогенеза как “мастера в искусстве наблюдения”, которому мы можем доверить различение лекарственных симптомов среди симптомов первоначальной болезни.

 
Мы можем рассуждать от вышеизложенного и заключить, что подобное массовое присвоение явлений болезни эффектам вводимых лекарств имело место в хронических случаях, которые лечил сам Hahnemann и включено в патогенез первого (и части второго) издания его произведений.
Мной была предпринята попытка избежать этого вывода с помощью предположения, что Hahnemann должен был нанять помощников для этой части своего собрания и, следовательно, его не следует обвинять в этом. Я хотел бы, найти доказательства для этого предположения, но они полностью отсутствуют. Я боюсь, что настоящее объяснение лежит в преувеличенных представлениях Hahnemann о силе лекарств, особенно когда они «dynamized». Он фактически исполняет канон («Organon», cxxxviii), “все страдания, осложнения и изменения здоровья экспериментатора во время действия лекарства (при условии соблюдения надлежащих условий) происходят исключительно от этого лекарства и должны рассматриваться и регистрироваться как принадлежащие именно этому лекарству, как симптомы лекарства, даже если экспериментатор ранее заметил спонтанное возникновение подобных явлений у себя.

Их повторное появление во время испытания лекарства показывает только то, что индивидуум, в силу своей особой конституции, особенно предрасположен к возбуждению таких симптомов. Симптомы не возникают спонтанно, а вызываются лекарством пока оно оказывает влияние на здоровье». Легко увидеть, какую лазейку это открывает для воображаемого действия лекарств. Но, в 1813 г. (Dudgeon’s Lectures, p. 181», стр. 184) Hahnemann пишет Stapf: “Вы правы, полагая, что усиление с помощью лекарства симптомов, которые присутствовали ранее, скорее всего, указывает на то, что назначаемое лекарство может само по себе также вызывать подобные симптомы. Тем не менее, мы не должны включать такие симптомы в список чистых, положительных эффектов лекарства, по крайней мере, в письменной форме”. 

Случай Egidi с Colocynth показывает, как в Chronic Diseases, это спасительное предостережение было забыто - долго рожавшая в состоянии невралгии, имея почечную жалобу и страдающую несколько раз в день от “мучительной боли, исходящей из области левой почки вниз по соответствующей конечности до наружной лодыжки”, приняла в 9 утра каплю Colocynth 6. Вечером у больной периодически возникли “ужасные рези в животе, исходящие из левой почечной области, спазматически подтягивалось левое бедро к туловищу, заставляя пациентку полностью наклониться вперед”. Это, в крайнем случае, было лекарственным обострением, но оно появляется как S. 114 патогенеза Colocynth в Chronic Diseases. А сколько же кажущихся прекрасных эффектов инертных и бесполезных лекарств (таких как Natrum carbonicum) было получено подобным способом.

 
Я вынужден сделать вывод, что на большую часть патогенеза Chronic Diseases нельзя полагаться как на подлинное физиологическое действие лекарств.
Факт получения их бесконечно малыми дозами — от 3 - го до 30 - го разведения — не указывает на их дисквалификацию, как бы они ни нуждались в проверке. Но появление их у больных, после исследования, которые мы провели выше, показывает (на мой взгляд) отсутствие подлинного действия лекарств. В лучшем случае это всего лишь догадки, и их нельзя с уверенностью использовать для работы по правилу similia similibus.

 
Вывод о ценности наших нынешних реперториумов очевиден. Я хотел бы обратить внимание на два других практических результата:
1-й. У нас нет английского перевода тех патогенезов из Materia Medica Pura, которые впоследствии были перенесены в Chronic Diseases — версия Hempel дает их только в том виде, в каком они представлены в Chronic Diseases, где почти невозможно разделить и различить эти два источника. Некоторые из них представляют значительную ценность, такие как Phosphoric acid, Calcarea acetica (получаемые из насыщенного раствора), Aurum, Hepar sulphuris и др. Для английских читателей было бы благом, если бы немецкий ученый дал нам в каком-нибудь журнале или отдельно эти патогенезы на нашем родном языке.

 
2-й. Крайне важно, чтобы те специальные лекарства из Chronic Diseases, которые доказали свою терапевтическую эффективность, были повторно проверены. Это было сделано Austrian Society для Sulphur и Natrum muriaticum, а также American Institute для Sepia, Central Society of Homoeopathic Physicians в отношении Cuprum. Разве мы в Англии не можем предпринять это для Calcarea Carbonica, Silicea и подобных им лекарств? Наше использование их в настоящее время почти полностью эмпирическое, но мы высоко ценим их. Какие сферы они смогли бы завоевать, если бы были проведены настоящие испытания во всех потенциях на здоровых людях, а результаты зафиксированы не по частям, а в правильной связи и последовательности! Нашим молодым практикующим врачам и студентам, у которых еще есть свободное время, я искренне рекомендую провести такие работы.