Рождение гомеопатии из духа романтизма

Элис Кузняр[1]

перевод с англ.: Е.Н.Славутинская[2], Д.А.Иванов-Вызго[3].

научная редакция перевода и комментарий: В.И.Дудина[4], Д.А.Иванов-Вызго.

Введение. Гомеопатия: дитя своего времени.

Теория против практики? [5]

Как я упоминала выше, принимая во внимание долгую жизнь и продолжительную практику Ганеманна, необходимо отдавать себе отчет, что в развитии его научной мысли присутствовали различные, зачастую противоречивые моменты. Исследователь может задаться целью реконструировать ход мысли Ганеманна, но ему необходимо, вместе с признанием несоответствий, возникающих из, так сказать, одновременности неодновременного (Gleichzeitigkeit des Ungleichzeitigen), синхронизировать перекрывающиеся, противоречащие друг другу дискурсивные парадигмы. Например, поскольку Ганеманн родился в 1755 году, период его образования приходится на эпоху немецкого Просвещения, и значительная часть его работ находится строго, даже почти исключительно, в рамках рационалистических и деистических учений восемнадцатого столетия.(20)[6] Он видится как ученый-эмпирик, полагающийся исключительно на наблюдение и регистрацию фактических данных. Однако к идее similia similibus curentur Ганеманн приходит в 1796 году, уже в возрасте сорока одного года,[i] а в возрасте пятидесяти пяти лет он предлагает термин «гомеопатия». Но в немецкой истории и в истории немецкой литературы к 1796 году век Просвещения уже сменяется классицизмом и романтизмом. В это время между Шиллером (1759-1805) и Гёте происходил наиболее активный интеллектуальный обмен.(21)[7] Йенские романтики Новалис[ii] и Фридрих Шлегель (1772-1829) только начали публиковать свои знаменательные работы. Опять-таки, для осуществления одновременности неодновременного классицизм и романтизм должны были идти рука об руку.

По мере того, как Ганеманн с годами оттачивал свои гомеопатические концепции, он все больше обращался к умозрительным понятиям, более напоминавшим о романтизме, чем относившимся к эмпирическим положениям. Например, начиная с третьего издания Органона, он рекомендовал все более высокие потенции, дойдя в шестом издании вплоть до так называемых Q- или LM-потенций, в которых активная составляющая, едва ли уже материальная, полагалась тем более одухотворенной. Он также все чаще говорил о жизненной силе (Lebenskraft) в теле, пусть невидимой, но поддерживающей движение к физическому исцелению. Эта вера в невидимые, но вездесущие силы относит его более к романтизму с его приверженностью лексикону потенцирования, чем к рационализму эпохи Просвещения.[iii] Однако при этом нельзя не сказать, что Ганеманн всю свою жизнь продолжал вести записи своих эмпирических наблюдений и считал, что он работает индуктивным методом, что отличало его от Шеллинга, который вначале выдвинул, а только затем обосновал при помощи дедукции теорию единства природы и духа. Тем не менее, работы Ганеманна привели его к тем же выводам, что и натурфилософов в их общей вере в витализм, пронизывающий органическую и неорганическую материю.

Другой способ обнаружить эти противоречия (как будет показано в главе 3) – это обратить внимание на то, что, с одной стороны, Ганеманн был кантианцем в своей вере в науку, основанную на эмпирическом наблюдении, но в то же время пост-кантианцем в своей убежденности в существовании жизненной силы, которую Кант считал лишь постулатом, не подлежащим доказательству. Ганеманн же полагал, что хотя в природе невозможно физически увидеть витальную суть или жизненную силу (natura naturans), сама природа (natura naturata) апостериори есть выражение этой силы: в ней конкретизируется нематериальный дух. Гёте и Александр фон Гумбольдт (1769-1859) также вставали перед этой дилеммой. Во-первых, они, как и Ганеманн, были непоколебимыми эмпириками, тоже, однако, стремившимися заглянуть в суть вещей. Во-вторых, оставаясь приверженцами живого эмпирического восприятия и выступая против построения философских и теологических систем своего времени, никто из них в то же время не отделял объективные наблюдения от их субъективной регистрации.

Можно обнаружить и другие парадоксы, которые делают Ганеманна удивительной и в то же время противоречивой фигурой. Он прокладывает мостик между внешними симптомами и внутренней энергией, соединяя таким образом материальность жизни с возможностью ее понимать. Он маскирует свою субъективность языком технической точности. Его мировоззрение одновременно спиритуалистично и натуралистично. И хотя Ганеманн основывает свою веру в исцеляющую силу лекарственных средств на деистическом понимании творения, он в то же время видит природу как самовоспроизводящуюся систему и пытается понять ее глубинные основополагающие принципы. Знаменитый новеллист и эстетик Жан Поль Рихтер (1763-1825) также обнаруживал противоречия в характере Ганеманна. Отмечая его редкостную проницательность и усердие как врача, он в то же время замечал, что Ганеманн представлял собой «двуликого Януса (Doppelkopf) философии и эрудиции»[8]. Однако, самыми выдающимися парадоксами гомеопатии остаются следующие:

1. чем меньше доза лекарства – тем больше его сила;

2. тем самым, ядовитость лекарства может быть уменьшена и обратится целительностью;

3. теории Ганеманна с трудом поддаются как [объективной] проверке/ опровержению, так и [субъективному] пониманию[iv](22)[9]

Неудивительно, что то, что я называю здесь противоречиями и парадоксами, также пронизывает и наследие Ганеманна. Я хочу выложить свои карты на стол на игровом поле идеологии, где, принимая во внимание видную роль гомеопатии как альтернативной медицинской практики, не говоря уже о ее месте на медицинском рынке, ставки весьма велики. Мое внимание к трем основным законам гомеопатии означает, что с самого начала я рассматриваю Самуила Ганеманна как методичного мыслителя, то есть ученого, который организует и кристаллизует результаты своих исследований в рамки принципов. Здесь я следую за выдающимся немецким историком медицины Карлом Ротшу, который назвал Ганеманна «системным мыслителем» (Konzepte 336) и который говорил о «логике гомеопатической системы» (340)[10]. Таким образом, несмотря на имеющиеся в его выводах противоречия, а в действительности – стремясь их преодолеть, Ганеманн, я бы сказала, пытается выстраивать последовательную логическую структуру.

Под логической структурой я подразумеваю, что доктрины гомеопатии нацелены на построение единой, оформленной системы. Отдельные детали записей прувингов и историй болезней хотя и основываются на эмпирическом наблюдении, служат подтверждению уже существующих структур или принципов. Ярким примером является «Чистое лекарствоведение», представляющее собой компиляцию не того, какие лекарства доказали свою действенность при лечении больного, но того, какие симптомы вызывает лекарственное начало при испытаниях на здоровых. При этом нельзя забывать, что Ганеманн тестировал эти средства прежде всего на себе. Оправданием этого непосредственного познания служит для Ганеманна его закон similia similibus currentur: имеет смысл собирать и систематизировать те симптомы, которые вещество вызывает в здоровом организме, если только основываться на принципе, что это же самое вещество, назначенное в мельчайшей дозировке, будет излечивать те же симптомы у больного. Проще говоря, если Ганеманн уже решил, в соответствии со своим законом, каков будет результат, то не имеет значения, какие реакции возникнут у пациента. То есть, возникшие (преимущественно у самого Ганеманна) симптомы, перечисленные в «Чистом лекарствоведении», уже предсказывают результат. Если же у пациента возникнут какие-либо новые симптомы, это просто приведет к назначению другого средства.

В обширной литературе по гомеопатии существует, тем не менее, тенденция представлять Ганеманна как врача-практика, а не как «системного мыслителя». Этот подход противопоставляет его практику его же теории, отдавая предпочтение первой перед второй. И причина здесь очевидна: эмпирический опыт, лежащий в основе гомеопатии, верифицирует ее достоверность, в то время как объявление ее логической структурой ставит под сомнение ее легитимность.

Этот спор имеет столь же долгую историю, как и сама гомеопатия. Сам Ганеманн относил себя к медицинской традиции эмпирического опыта, восходящей к Гиппократу. И наоборот, он резко нападал на современных ему аптекарей и врачей за их нежелание видеть практическое и терапевтическое значение распространяемых ими лекарств. Этот антагонизм между теорией и терапевтической практикой резко усилился на протяжении девятнадцатого века. Уже в 1826 году известный д-р Руммель, описывая разницу между гомеопатией и броуновской медицинской системой (которую с таким энтузиазмом воспринял Шеллинг), заявлял, что Джон Броун создал стройную теорию, в то время как для Ганеманна теория была вторична: гомеопат полагается на трезвое наблюдение за природой[11].[v] Ученик Ганеманна Константин Геринг (1800-1880) делает удивительное заявление в своем предисловии к английскому изданию Органона 1836 года: «Я еще ни разу не принял ни одну теорию в том виде, в каком она была провозглашена в Органоне. Истинному духу Ганеманна чужды все теории, даже выдвинутые им самим, когда они противоречат результатам чистого опыта» (цит. по Treuhertz, 75)[12]. В 1882 году переводчик трудов Ганеманна Роберт Эллис Даджен выступил с широковещательным заявлением против «коварного болота гипотез» (ibid. 79), преобладавшего в постлейпцигской карьере Ганеманна: «Имя Ганеманна – единственное во всей истории медицины, связанное с рациональной, простой и эффективной системой терапии, основанной на твердом фундаменте неоспоримых фактов» (ibid. 188). Эта разделительная черта между теорией и практикой существует до сих пор. Вот несколько примеров. Харрис Култер причисляет Ганеманна к эмпирической медицинской традиции, в противовес тому, что он обозначает термином «методизм». А Шмидт утверждает, что в наши дни именно успешная практика, а не теория, делает гомеопатию терапевтически релевантной[13].

В последние годы качественно аннотированные новые немецкие издания трудов Ганеманна делают основной упор на его опыт и практику. Некоторые издания даже целенаправленно принижают значение гомеопатии как системы. Например, в своем предисловии к «Хроническим болезням» Вил Клункер утверждает, что Ганеманн воздерживался от гипотетических предположений[14] и что гомеопатия, так же как химия и физика, полностью основывается на опыте[15]. Для подтверждения своей точки зрения Клункер отмечает, что в «Хронических болезнях» соотношение теории и практики составляет 1:20, хотя такую пропорцию скорее можно было бы ожидать в перечне симптомов, вызываемых растительными и минеральными веществами. Более детализированное замечание делают Кристиан Луце и Матиас Вишнер в своем предисловии к «Сводному лекарствоведению». Они утверждают, что без проведенного Ганеманном тестирования веществ с дальнейшей публикацией результатов, гомеопатии не существовало бы как медицинской практики; она осталась бы лишь на бумаге как теория с Органоном в качестве своего обоснования. Но, полагают они, гомеопатия исчезла бы, подобно многим другим медицинским концепциям своего времени, не окажись она пригодной для практического применения.[16]

Так же, как и новые издания Чистого лекарствоведения и Хронических болезней, недавно опубликованные Клинические журналы (Krankenjournale, ежедневные записи Ганеманна о визитах) тоже сосредотачиваются на затруднениях, возникающих в результате эмпиричности врачебных наблюдений. Клинические журналы можно рассматривать как список, параллельный лекарствоведению (опубликованный алфавитный список лекарств) и данных архива (неопубликованный алфавитный список симптомов), однако с фокусом внимания на симптомах больных, а не испытателей. Подобно лекарствоведению и архиву, Клинические журналы свидетельствуют о той гигантской работе по описанию симптомов, которую проводил Ганеманн в течение всей своей жизни.(23)[17] Для того, чтобы упорядочить столь многочисленные записи симптомов пациентов, издатели Клинических журналов (Буссман[vi], Фишбах-Забель[vii] и другие) собрали статистические данные о возрасте и половой принадлежности пациентов Ганеманна, назначенных им лекарствах, типах описанных симптомов и т.д. Но они также задались вопросом, как практика Ганеманна соотносится с его принципами и соответствует ли она последним. Например, возникает вопрос, назначал ли Ганеманн лекарства каждому индивидуально – основываясь, по своему собственному предписанию, на уникальности каждого случая – или же на протяжении определенного периода времени он от раза к разу назначал одно и то же средство.

Помимо осуществляемой сегодня в Германии трудоемкой и кропотливой работы по изданию трудов Ганеманна, исследования гомеопатии, проводимые  социальными историками, в первую очередь, Мартином Дингесом и Робертом Ютте, также уделяют основное внимание повседневной практике Ганеманна и его учеников. И здесь, несмотря на распространение гомеопатии за пределами немецкоязычных стран, языковой барьер становится препятствием к широкому знакомству с работами этих авторов. Р.Ютте является директором, а М.Дингес – заместителем директора и архивистом Института истории медицины фонда Роберта Боша[viii] (Institut für Geschichte der Medizin, IGM), в котором хранятся переписка Ганеманна и его Клинические журналы (Krankenjournale).[ix] Это обширный архив, состоящий из 54 таких журналов с 1801 по 1843 год и около 5500 писем с 1800 по 1843 год. В Институте также имеется уникальная библиотека научных работ по истории гомеопатии.(24)[18] В отличие от библиографических исследований, которые изображают Ганеманна гением, то есть исследований, принадлежащих жанру медицинской истории, так сказать, «сверху вниз», работы, издаваемые Институтом истории медицины – Марион Башин (Marion Baschin), Герхард Блейль (Gerhard Bleul), Йенс Буше (Jens Busche), Мартин Дингес (M.Dinges), Оливер Фауре (Oliver Faure), Томас Геннепер (Thomas Genneper), Инге Хайнц (Inge Christine Heinz), Рейнхард Хикман (Reinhard Hickmann), Моника Папш (Monika Papsch), Уве Плате (Uwe Plate), Катрин Шрайбер (Kathrin Schreiber)[x] – исследуют историю медицины с точки зрения жизни обычного человека, то есть «снизу вверх».(25)[19] Такое направление, как история повседневности (Alltagsgeschichte) в меньшей степени фокусируется на канонических произведениях Ганеманна, чем на его «неканонизированных» трудах. Помимо Клинических журналов, ученые Института исследуют архив писем, свидетельства современников, биографии пациентов, вопросы демографии (различия по полу, возрасту и социальной принадлежности), образование пациентов, сообщества непрофессиональных медиков и традиции гомеопатического самолечения(26).[20] Они, в частности, исследуют круг заболеваний, затраты и сравнительную медицинскую топографию города и деревни. Переписка Ганеманна представляет собой наиболее уникальный источник, так как практика Ганеманна была настолько уникальной, что многие пациенты, которые не могли себе позволить путешествие на дальнее расстояние, вместо этого получали лечение по переписке. Еще одна важная тема исследований Института – это роль, которую играют медицинские институты и профессионализация, в особенности, распространение гомеопатии по континентам за последние 150 лет. Таким образом, исследования Института отходят от изучения гомеопатии как концептуальной теории, чтобы сфокусироваться на изучении взаимоотношений между врачом и пациентом и их развития как системы.[xi]

Барбара Даден описала свою работу в жанре истории повседневности как инструментализирование (instrumentalizing) «представлений о человеческом теле, основанных на медицинской практике»[21] и утверждает, что она не интересовалась «идеологией врача».[22] (27)[23] Такая же осмотрительность руководит и авторами работ, издаваемых в последнее время Институтом истории медицины. Недостатком подобной осторожности является то, что авторы упускают из виду многие аспекты имевшихся у Ганеманна «представлений о человеческом теле», которые вовсе не обязательно определялись его практикой. Но даже медицинская практика определяется современными ей дискурсами и научными знаниями о теле, и зависит от них, то есть практика не может быть свободна от «идеологии». К сожалению, введенный Даден термин «идеология врача» неточен и вводит в заблуждение: он приводит к опасению, что если исследователь уделяет слишком пристальное внимание теориям Ганеманна о теле и психике, то основатель гомеопатии может быть просто списан как оторванный от жизни теоретик. Такое опасение рискованно, так как оно приведет к пренебрежению изучением гомеопатии как логической структуры, сформировавшейся под влиянием как исторического момента, так и медицинской практики. Например, неудивительно, что при наличии всей путаницы и противоречий, существовавших в медицине, а также открытиях в области химии, физики и физиологии, сделанных в восемнадцатом и начале девятнадцатого веков, Ганеманн попытался создать стройную и ясную схему или теорию – и он изложил ее в «Органоне врачебного искусства» – для объяснения болезни и ее лечения. Я не отрицаю, что Ганеманн был ориентирован на эмпиризм, однако я настаиваю на том, что его представления о законе, эмпиризме и объективности в экспериментальной практике сами по себе исторически обусловлены и отличаются от наших, сформировавшихся в рамках современных нам медицинской науки и технологий.

Гомеопатия – это факт или выдумка? На данный момент должны быть ясно, что я считаю такой вопрос поверхностным и легкомысленным. Я не ставлю в своей книге задачу оценить, является ли в наше время гомеопатия надежным способом лечения. Я не пытаюсь объяснить при помощи современных подходов, насколько она может быть оправданна или к каким положительным результатам может привести ее применение. И если я не задаюсь вопросом, работает ли гомеопатия по законам химии и физиологии или это лишь плацебо, то это только потому, что данные проблемы не являются целью моего исследования. Я не практический медик, я историк-теоретик. Такая осторожная позиция представляется мне наиболее честной и конструктивной.

Однако я оставляю за каждым читателем право делать после прочтения данной книги свои собственные выводы о гомеопатии. Оставаясь на уровне изучения гомеопатии как исторического феномена, я полагаю, что история важна для настоящего. Необходимо понимать, что коммерциализированные гомеопатические средства сегодняшнего дня отличаются по целому ряду свойств от того, как и для чего Ганеманн создавал эти средства два столетия тому назад. Именно по этой причине тот, кто претендует на объективную оценку гомеопатии, должен понимать ее происхождение. Тот факт, что в наше время победили, особенно в области медицины, иные методы, не означает, что мы не должны посмотреть на более ранний период. Однако, происходит прямо противоположное: привязанность к этим методам приводит к тому, что, с одной стороны, научное сообщество подвергает сомнению гомеопатию с точки зрения доказательной медицины, а с другой, врачи-гомеопаты должны клясться в ее эффективности. Я же полагаю более продуктивным и целесообразным перенести спор на совершенно иные основания и рассматривать гомеопатию как дитя своего времени, потому что именно в историческом контексте она может стать доступной для понимания. «Как может исцелять вещество в столь высоком разведении?» В настоящей книге я надеюсь дать историческое объяснение этому и многим другим парадоксальным положениям, выдвигаемым этим альтернативным и оспариваемым многими медицинским методом.

[1] проф. отделения Германских и Славянских исследований Университета Уотерлу, Онтарио, Канада (Alice A. Kuzniar. Department of Germanic and Slavic Studies, University of Waterloo, Ontario, Canada).

[2] Elena Slavutinskaya, Moscow, Russia.

[3] рук. Сектора медицинской эпистемологии и истории становления гомеопатии «Российского гомеопатического журнала» (Daniel Ivanov-Wyzgo. Russian Homœopathic Journal's Department of Medical Epistemology and the History of Homeopathy, St. Petersburg , Russia).

[4] д. соц. н., доц., факультет социологии СПбГУ (Dr. Victoria Dudina. Department of Sociology, St. Petersburg State University, St. Petersburg, Russia).

[5] Alice A. Kuzniar. The Birth of Homeopathy out of the Spirit of Romanticism. Toronto: University of Toronto Press, 2017. P.19-26.

[6] Это и последующие примечания, помеченные цифрами в скобках – (20), (21) и т.д. – принадлежат автору книги.

(20). Исследователи наследия Ганемана, как правило, рассматривают его как мыслителя эпохи Просвещения. В частности, см. Брокмейера (глава «Gott und Arzt», Гроссе- Оннебринка и Шмидта (Die Philosophischen Vorstellungen). В своем издании Органона Шмидт также собрал деистические отсылки Ганеманна к благости и мудрости Создателя (290, 342-3)

[7] (21) Циолковский [Theodore Joseph Ziolkowski (1932-2020) – американский филолог-германист, специалист по сравнительному литературоведению] называет год между весной 1794 и летом 1795 annus mirabilis jenensis.

[8] Jean Paul Richter. Zerstreute Blätter. Vol.2. Leipzig: n.p., 1826. S.292.

[9] (22) Шмидт делает интересное наблюдение, что существование гомеопатии во многом обязано тому парадоксу, что ее невозможно ни доказать, ни опровергнуть («Die Entstehung, Verbreitung, und Entwicklung» 70). [Автор ссылается на статью Й.М.Шмидта «Возникновение, распространение и развитие лечебных систем как предмет истории медицины – на примере гомеопатии»: Josef M. Shmidt. Die Entstehung, Verbreitung, und Entwicklung von Heilsystemen als Gegnstand der Medizingeschichte – am Beispiel der Homöopathie // Sudhoffs Archiv 91.1 (2007): 38-72]

[10] Автор ссылается на книгу Карла Эдуарда Ротшу (1908-1984) «Концепции медицины в прошлом и настоящем»: K.E.Rothschuh. Konzepte der Medizin in Vergangenheit und Gegenwart. Stuttgart, 1978.

[11] F.Rummel. Welche Verschiedenheiten bietet die Geschichte der Homoöpathie und die das Brownianismus dar? // Archiv für homoöpathische Heilkunst. 5.2 (1826). S.5.

[12] F.Treuhertz. Genius of Homeopathy. Glasgow: Saltire Books, 2010.

[13] Здесь автор ссылается на статью Й.М.Шмидта «Самуил Ганеманн и приницип подобия» в ежегодном сборнике Института истории медицины Фонда Роберта Боша «Медицина, общество и история»: J.M.Schmidt. Samuel Hahnemann und das Ähnlichkeitprinzip // Medizin, Gesellschaft und Gschichte. 29 (2010): 171-172.

[14] S.Hahnemann. Die chronischen Krankheiten: Theoretische Grundlagen. Intro. Will Klunker. Vol.1. Heidelberg: Haug, 2001. S.XVI.

[15] Ibid., S.IX.

[16] Gesamte Arzneimittellehre: Alle Arzneien Hahnemanns: Reine Arzneimittellehre, Die chronischen Krankheiten und weitere Veröffentlichungen in einem Werk. Hrsg. C.Lucae, M.Wischner. 1.B. Stuttgart: Haug, 2007. S.8.

[17] (23) Существует три вида списков симптомов: materia medica, медицинский архив Ганеманна и записи визитов пациентов. Кроме того, есть и четвертый – тот, который, как и архив, не был расшифрована и издан. Сохранилось очень мало записных книжек, в которых Ганеман описывал свои прувинги – испытания веществ на себе самом. На самом деле, в этих сохранившихся тетрадях содержатся не только описания Ганеманом прувингов, проведенных на себе и своих студентах, но также многочисленные фрагменты описания симптомов, скопированные из других materia medica, например, Куллена. Некоторые из этих фрагментов попали в опубликованное «Чистое лекарствоведение», о чем будет говориться в конце главы 2.

[18] (24) Для доступа к фондам библиотеки, а также подробной информации об Институте и его деятельности, включая онлайн публикации см. https://www.igm-bosch.de/library-191.html.

[19] (25) Об этом различии см.: M.Dinges. Arztpraxen 1500-1900. Zum Stand der Forschung // Arztpraxen in Vergleich: 18.-20. Jahrhundert. Innsbruck: Studien Verlag, 2008. S.25.

[20] (26) В частности, см. сборники под редакцией Мартина Дингеса: M.Dinges (ed.). Homoöpathie: Patienten, Heilkundige, Institutionen: Von den Anfängen bis heute. Heidelberg: Haug, 1996; M.Dinges (ed.). Patients in the Histore of Homeopathy. Scheffield: European Association for the History of Medicine and Health Publications, 2002.

[21] B.Duden. Geschichte unter der Haut: Ein Eisenacher Arzt und seine Patientinnen um 1730. Klett-Cotta, 1987. S.206.

[22] Ibid., 207.

[23] (27)  Еще одним ученым, изучавшим историю немецкой медицины как «историю повседневности» (Alltagsgeschichte) была Линдеманн [Lindemann, Mary. Health and Healing in Eighteenth-Century Germany. Baltimore: John Hopkins University Press, 1996]. См. также работы по социальной медицине Лабиша и Шпрее [Labisch, Alfons & Reinhard Spree (Hrsg). „Einem jeden Kranken in einem Hospitale sein eigenes Bett“: Zur Socialgeschichte des Allgemeinen Krankenhauses in Deutchland im 19. Jahrhundert. Frankfurt: Campus, 1996], Лахмунда и Столберга [Lachmund, Jens & Gunnar Stolberg (Hrsg). Patientenwelten: Krankheit und Medizin vom späten 18. bis zum frühen 20. Jahrhundert im Spiegel von Autobiographien. Opladen: Leske & Budrich, 1996]. Они также обращаются к таким темам как социальная история родовспоможения, практики абортов и контрацепции, а также социальная история инфекционных заболеваний. Для знакомства с различными подходами к изучению истории медицины можно обратиться к сборникам под редакцией Эккарта и Ютте [Eckart, Wolfgang Uwe & Rober Jütte. Medizingeschichte: Eine Einführung. Cologne: Böhlau, 2007] и Пауля и Шлиха [Paul, Norbert & Thomas Schlich. Medizingeschichte: Aufgaben, Probleme, Perspektiven. Frankfurt: Campus, 1998].

Примечания редакторов перевода:

[i] Как известно, к этой идее Ганеманн приходит при работе над переводом «A Treatise of Materia Medica» У.Куллена, т.е. не в 1796 г., а в 1789-1790 г., когда ему было 35-36 лет.

[ii] Барон Георг Фридрих Филипп фон Харденберг (1772-1801) – немецкий натурфилософ, писатель, поэт мистического мироощущения, один из йенских романтиков; публиковался под псевдонимом Новалис.

[iii] Мы, со своей стороны, полагаем, что как для Просвещения был характерен не только рационализм, но и, одновременно, мистицизм, так и в XIX веке ведущей интенцией был не один только романтизм, но и реализм (вплоть до материализма). Мы достаточно подробно говорим об этом в нашем предисловии к настоящей публикации.

[iv] Постпозитивистиская «концепция понимания» (мир как совокупность общепринятых субъективных значений) противостоит позитивистской «концепции объяснения» (мир как совокупность объективных фактов). Примечательно, что согласно критерию фальсификационизма (К.Поппер, 1935), неопровержимость – синоним ненаучности, т.к. любое научное утверждение должно быть потенциально опровержимым.

[v] Автор ссылается на статью «В чем различие между историей гомеопатии и броунианизма», опубликованную в «Архиве» Штапфа Фридрихом Якобом Руммелем (1793-1854), учеником и последователя Ганеманна, принимавшим активное участие в лекарственных испытаниях. Как известно, система Джона Броуна (тж. Браун, John Brown, 1735-1788), «броунианизм», была замечательна своей простотой, основывающей свою «шкалу болезней» на одном весьма наглядном параметре – возбудимости (раздражимости), отсюда следовало деление болезней на стенические и астенические; подробнее см. статью «Броун» в «Эницклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона.

[vi] S.Hahnemann. Krankenjournal D6 (1806-1807). Transkription und Kommentar von Johanna Bußmann. Heidelberg: Haug, 2002.

[vii] S.Hahnemann. Krankenjournal D34 (1830). Transkription und Kommentar von Ute Fischbach-Sabel. Heidelberg: Haug, 1998. Данные, представленные Уте Фишбах-Забель во втором томе этого издания [Ibid., Kommentarband. S.262-263], в свое время позволили нам составить диаграмму, демонстрирующую удельную частоту назначений различных средств в практике С.Ганеманна в феврале-августе 1830 г. [С.Ганеманн. Хронические болезни, их своеобразная природа и гомеопатическое лечение. Избранные лекарственные патогенезы-2. Пер. с нем. Д.Иванов-Вызго, А.Фраёнова. СПб: Астерион, 2013. С.9] (см.рис.1):

Рис.1. Средства, назначенные Ганеманном в период с 6 февраля по 27 августа 1830 г. с указанием удельного веса частоты назначений. Антимиазматические средства выделены цветом (антипсорики желтым, антисифилитические – красным, антисикотики – зеленым). Немиазматические средства помечены серым.

[viii] С июня 2020 г. руководителем Института истории медицины фонда Роберта Боша является Марион Башин (https://www.igm-bosch.de/prof-dr-phil-marion-baschin.html).

[ix] С начала 1990^х гг. в IGM ведется систематическая работа по расшифровке и изданию Клинических журналов (Krankenjournale) Ганеманна; за прошедшее время изданы двенадцать из них: D2-D4 (1801-1803) в 1993-1997 гг. и комментарий к ним в 2004 г.; D5 (1803-1806) в 1991; D6 (1806-1807) и комментарий к нему – в 2002; D16 (1817-1818) и комментарий к нему – в 2004; D19 (1819-1820) – в 2015 (рис.2); D22 (1821) и комментарий к нему – в 2008; D34 (1830) (рис.3) и комментарий к нему – в 1998 (рис.4); D38 (1833-1835) (рис.4) и комментарий к нему – в 2007; DF2 (1836-1842) – в 2003; DF5 (1837-1842) – в 1992 г. (рис.5) Более подробные сведения см. https://www.igm-bosch.de/krankenjournale.html; некоторые из публикаций этой серии представлены на рис. 2-6.

Рис.2. S.Hahnemann. Krankenjournal D19 (1819–1820). Transkription von T.Spielmann. Essen: KVC, 2015.

Рис.3. S.Hahnemann. Krankenjournal D34 (1830). Transkription und Kommentar von U.Fischbach-Sabel. Heidelberg: Haug, 1998.

Рис.4. U.Fischbach-Sabel. Krankenjournal D34 (1830). Kommentarband. Heidelberg: Haug, 1998.

Рис.5. S.Hahnemann. Krankenjournal D38 (1833-1835). Transkription und Kommentar von M.Papsch. Heidelberg: Haug, 2007.

Рис.6. S.Hahnemann. Krankenjournal DF5 (1837-1842). Transkription und Übersetzung von A.Michalowski. Heidelberg: Haug, 1992.

[x] Монографии большинства из упомянутых авторов вышли в рамках серии «Источники и исследования по истории гомеопатии». Будучи ограничены рамками журнальной публикации, представим здесь лишь некоторые из них (см. рис. 7-10):

Рис.7. Р.Хикман. Псорический недуг Антонии Фолькман. Публикация истории болезни из клиническоих журналов Ганеманна за 1819-1831 гг. и комментарий к ней. R.Hickmann. Das psorische Leiden der Antonie Volkmann: Edition und Kommentar einer Krankengeschichte aus Hahnemanns Krankenjournalen von 1819-1831 Heidelberg: Haug, 1996.

Рис.8. К.Шрайбер. Самуил Ганеманн в Лейпциге. Развитие гомеопатии между 1811 и 1821 гг.: сторонники, противники и пациенты. K.Schreiber. Samuel Hahnemann in Leipzig. Die Entwicklung der Homöopathie zwischen 1811 bis 1821: Förderer, Gegner und Patienten. Stuttgart: Haug, 2002.

Рис.9. И.К.Хайнц. «Отправьте мне лекарство, пришлите мне совет!». Принцесса Луиза Прусская – пациентка Самуила Ганеманна в 1829-1835 гг. I.C.Heinz. "Schicken Sie Mittel, senden Sie Rath!" Prinzessin Luise von Preußen als Patientin Samuel Hahnemanns in den Jahren 1829 bis 1835. Essen: KVC, 2011.

Рис.10. М.Башин. Изопатия и гомеопатия: от отторжения до интеграции. M.Baschin. Isopathie und Homöopathie. Eine Wechselbeziehung zwischen Ablehnung und Integration. Essen: KVC, 2016.

[xi] Это мнение автора представляется нам не совсем справедливым: очевидно, что значительная часть монографий, выпущенных Институтом истории медицины Фонда Роберта Боша в серии «Источники и исследования по истории гомеопатии» не только «фокусируется на изучении взаимоотношений между врачом и пациентом», но именно предоставляют материалы для «изучения гомеопатии как концептуальной теории» и для всесторонней реконструкцию ганеманновского терапевтического подхода в интересах современного практического врача-гомеопата. Это касается изданий, вышедших как до публикации книги Э.Кузняр (некоторые из них перечислены в примеч. X), так и после нее (см. рис. 11, 12).

Рис.11. У.Фишбах-Забель. Клинические журналы Ганеманна. U.Fischbach Sabel. Die Krankenjournale Hahnemanns. Essen: KVC, 2020.

Рис.12. К.-Э.Галего. Гомеопатия и «бактериологическая революция» 1880-1895 гг. C.-A.Galego. Homeopathy and the "Bacteriological Revolution" 1880–1895. Essen: KVC, 2020.