Я нашел эту забавную заметку Геринга о его отношениях с Вессельхофтом. «Вильям и я однажды поссорились. О, как мы были глупы! Он сказал, что должен мне сто долларов. Я ответил: «Нет! Это я должен тебе сотню!» Позже я нашел свою написанную от руки долговую записку. Но он сказал: «Забудь! И никогда больше об этом не говори!» Это было болезненно. Мы обычно сидели и разговаривали до поздней ночи, а потом ложились на пол и спали до утра, чтобы утром выпить по чашечке кофе в честь Ганемана. Он хотел, чтобы я переехал в Бостон, чего я не мог сделать, так как он для меня играл второстепенную роль в моей жизни. Позже, когда он заболел и просил меня зайти навестить его, мне пришлось отказаться, так как по многим вопросам мы тогда стояли на разных позициях."

К декабрю 1833 четверка врачей решила, что их школу должен возглавить гомеопат с именем.. Доктор Константин Геринг (1800-1880), который, как мы видели, только что перебрался в Филадельфию со своего миссионерского поста в Парамарибо, Суринам, был как раз такой фигурой. Геринг, которому было тогда всего лишь 33 года, был уважаемым врачом-гомеопатом, имевшим международную известность. Именно Геринг призван был заложить духовные и интеллектуальные основы, на которых строилось обучение в гомеопатическом колледже.

1 января 1834 года план колледжа в Аллентауне, возглавляемого доктором Герингом в качестве президента и главного преподавателя, был выдвинут и одобрен на встрече, состоявшейся в доме Геринга в Филадельфии. В том же году были разработаны финансовые и законодательные основы учебного заведения, и 10 апреля 1835 года стал днем официального основания Североамериканской академии гомеопатической терапии (Nord-Amerikanische Akademie der homöopatischen Heilkunst). В промежутке между планированием и созданием Академии четыре врача также основали 23 августа 1834 года Нортгемптонское общество врачей-гомеопатов (die Northhampton Gesellschaft homöopatischer Aerzte), в которое также вошли еще шесть врачей Долины Лихай и два священника. Целью общества было продвижение гомеопатической практики путем обмена опытом, а также  взаимного поощрения и совершенствования исследований в области искусства исцеления.

27мая 1835 года во время официальной церемонии, открывшейся торжественным  обращением самого доктора Геринга, был заложен первый камень в главное здание Академии. Два трехэтажных крыла основного здания были возведены на юг по улице Гамильтон стрит и на восток по Четвертой улице Аллентауна.

В профессорско-преподавательский состав вошли доктора Геринг, Вессельхофт, Детвейлер, Фрейтаг, Ромиг и Дж.Г. Пульте. Последний был одним из студентов в неформальной школе в Бате. Позже он переедет в Цинциннати, штат Огайо, чтобы основать там медицинский колледж Пульте, и будет назначен послом Соединенных Штатов в Австрии. Прежде, чем быть зачисленными в колледж, студенты держали предварительный экзамен перед специальной комиссией. Соискатели диплома должны были пройти собеседование, предоставить резюме и дипломную работу по медицинской тематике. Только те студенты, которые прослушали все курсы и сдали экзамены по анатомии, физиологии, патологии, Materia Medica , гомеопатической терапии, хирургии и акушерству, удостаивались права получения диплома.

Диплом Североамериканской академии гомеопатии печатался в трех вариантах – на английском, немецком и латинском языках.

Официальный журнал Академии Заметки врачей-гомеопатов  (Correspondenzblatt der Homoeopatischen Aerzte) и его дочернее издание Архивный листок (Archivzettel) выходили со статьями на немецком или английском языках и издавались почти на всем протяжении своего недолгого двухлетнего существования президентом Академии Константином Герингом. К сожалению, за весь период с 22 октября 1835 года до 8 февраля 1837 года было выпущено с нерегулярными интервалами всего четырнадцать номеров журнала. И хотя в последнем номере не было приведено никаких причин прекращения издания, можно понять, что на самом деле причиной послужили финансовые затруднения. В нескольких последних номерах содержались настойчивые призывы к своевременной оплате подписки и дополнительной оплаты за получение Архивного листка.

Сама Академия просуществовала не намного дольше своего журнала. Медицинская школа держала свои финансовые средства в Аллентаунском  Банке, который прогорел во время финансовой паники конца 30-х годов. Формальное обучение прекратилось в 1839 году и, несмотря на  многочисленные попытки рефинансирования учебного заведения, последнее заседание учебного совета состоялось 14 июня 1843 года. Оно, однако, уже было чисто формальным, так как школа  фактически прекратила свою деятельность четырьмя годами ранее. Уже позже, четыре  ведущих врача и их ментор  разъехались в разных направлениях: Геринг занялся частной практикой в Филадельфии, Вессельхофт отправился в Бостон, а Фрейтаг, Детвейлер и Ромиг открыли  частную практику соответственно  в Вифлееме, Хеллертауне и Аллентауне. Хотя сама Школа просуществовала недолго, связанные с ней врачи-гомеопаты продолжали практиковать, и движение процветало. Переводы текстов по гомеопатии, сделанные Герингом и другими преподавателями, способствовали распространению гомеопатии за пределы немецко-говорящего медицинского сообщества, а учебные планы и организационная структура Академии послужили моделью для Гомеопатического медицинского колледжа Пенсильвании (позже  Медицинского колледжа  Ганемана) открывшегося в Филадельфии в 1848 году.

Аллентаунская медицинская школа, несмотря на кратковременность своего существования, также заслуживает признания как лидер в  медицинском образовании, создании организационной академической структуры и распространении информации через свои публикации.

Этот первый опыт создания официальной школы и колледжа гомеопатии послужил основой  для следующего учебного заведения, ставшего мировым центром обучения гомеопатии, - Гомеопатического медицинского колледжа Пенсильвании, позже переименованного в Медицинский колледж Ганемана в Филадельфии. Я не планирую  много писать на эту тему, так как уже есть очень подробная книга доктора Томаса Линдслея Брэдфорда (1847-1918) «История Медицинского колледжа Ганемана», изданная в 1898 году. 

В феврале 1848 Гомеопатический колледж Пенсильвании был основан докторами Константином Герингом, Яковом и Вальтером Вилльямсоном.  7 сентября 1848 года доктор Геринг был избран Профессором Materia Medica .  С 1864 по 1867 гг.  он был профессором Гомеопатического колледжа и Школы практической медицины  годов, а в 1867-69 гг. еще и профессором   Materia Medica.

В 1869 произошло слияние Гомеопатического колледжа Пенсильвании и Медицинского колледжа Филадельфии.  Доктор Геринг был профессором в обоих учебных заведениях одновременно с Материа Медика с 1869 по 1871 гг. В 1867-1871 гг. он был деканом, а в 1876-1880 гг. являлся уже почетным профессором обоих учебных заведений и Materia Medica.

Геринг был создателем и первым президентом Американского института гомеопатии и внес огромный вклад в его работу. Кроме того, он основал Американский журнал гомеопатической Materia Medica, а также  много печатался  в других периодических изданиях по гомеопатии. Трудом всей его жизни стала гомеопатическая Materia Medica.

Список его работ включает порядка трехсот двадцати пяти статей по лекарственным средствам и указаниям по их применению. Он также издал или написал восемьдесят девять книг и брошюр. Его работа  «Домашний доктор» выдержала четырнадцать изданий в Германии, семь – в Америке, два – в Англии, а также была переведена на французский, испанский, итальянский, венгерский, датский, шведский и русский языки.  Эпиграф к этой работе гласил: «Величайший триумф науки - это когда она становится общей собственностью всех людей и  таким образом вносит вклад в общественное благосостояние». К числу настольных книг врача-гомеопата относятся работы «Аналитическая терапия» или «Симптомы ума», а также сжатая Materia Medica , полная Materia Medica  и Большая сравнительная Materia Medica .  На перевод последней  с немецкого он потратил целый год.

Его истинным шедевром был труд «Ведущие симптомы нашей  Materia Medica». Материал для этой работы он собирал в течение пятидесяти лет. Многие прувинги были выполнены им самим, его учениками и друзьями, но и  прувинги, тщательно выполненные другими коллегами по цеху, также были включены в его коллекцию.  Из всего этого обширного материала в его десятитомный труд было включено  только самое лучшее. Геринг ушел и жизни, когда к изданию готовился третий том, но рукопись была готова для всех десяти томов. 

Работа была завершена и выпущена в свет докторами Кальвином Б.Кнерром, Чарльзом Г. Руве и Чарльзом Мором, после чего все десять томов «Materia Medica» Геринга, стали  доступны для использования практикующими гомеопатами.

Его работа по прувингу лекарственных средств была более значительной, чем чья-либо еще в этой области. Метод проведения прувинга был описан в тридцатистраничной брошюре «Предложения по испытанию лекарств на здоровых: доклад комитета, назначенного для этой цели Американским объединением  пруверов, Филадельфия, 1853». Ведущими членами Объединения были двадцать четыре самых выдающихся гомеопата своего  времени. Брошюра состояла из семи статей, в которых виртуозно описывались мельчайшие детали процесса. (Ее бы следовало переиздать, чтобы каждый гомеопат мог иметь свой личный экземпляр).

Геринг и его коллеги строго следовали изложенным в ней правилам. Только подумайте, сколько труда нужно было вложить в испытание лишь одного лекарства, а Геринг испытал их девяносто одно. Ганеман испытал шестьдесят четыре. Что касается трудов Геринга, давайте предоставим  хотя бы их неполный список, который покажет его безграничные творческие и интеллектуальные возможности. До отъезда из Саксонии он испытал Mezereum, Sabadilla, Sabina, Colchicum, Plumb, ac, Paris quadr., Cantharis, Sodium, а также частично , Antim. tart., Arg. met.. Aristolochia, Clematis erecta, Bellad., Caltha palustris, Opium, Ruta, Tanacet, Viola tricolor, и другие препараты.

Во время своего пребывания в Южной Америке Геринг также испытал Lachesis, Theridion curass, Askalabotes, Calad. seg., Jambos, Jatropha, Solanum, Spigelia, Vanilla, Alumina, Acid phosph. и Psorinum.  А по возвращении в Филадельфию он сам или в качестве руководителя осуществил прувинг следующих средств: Mephitis, Ictodes foetidus, Crotal., Hydrophobinum, Brucea, Calc. phosph. (acid and basic), Hippomanes, Castor equorum, Kalmia, Viburnum, Phytolacca, Gelsemium, Gymnocladus, Chlor., Brom., Ac. fluor, Ac. oxal., Ferr. met., Cobalt., Niccol., Oxygen, Ozone, Thallium, Tellurium, Palladium, Platinum, Osmium, Lithium, Glonoine, Apis mel, Cepa, Aloes, Millefol., Baryta carb., Nux mosch. и Formica. Его настоящим шедевром был Лахезис, яд змеи Lachesis trigonocephalus, одной из самых крупных и ядовитых змей Южной Америки, который он впервые получил 28 июля 1828 года. Это принесло ему мировую известность. Описание средства составило восемьдесят восемь страниц в  книге «Ведущие симптомы Materia Medika», и содержало описание трех тысяч восьмисот симптомов.

Он также проверил Hydrophobinum, полученный из слюны бешеной собаки, за много лет до того, как проделал свою работу на бешеной собаке Пастер. Прувинг  Apis mellifica имел огромную ценность для медицины, а Glonoine, созданный на основе нитроглицерина, получил признание всех медицинских школ. Геринг первым предложил тритурацию и разведение в десятичной потенции вместо сотенной, использовавшейся Ганеманом.

Геринг был исследователем и страстным поклонником  трудов великих ученых и читал их работы в оригинале. Самым любимым был Леонардо да Винчи, но особое место занимал Парацельс, чьи работы были собраны им в наиболее полную коллекцию. Он выискивал их по всем старым книжным собраниям Европы, многие книги представляли собой огромные рукописные тома в переплетах из овечьей кожи, созданные монахами еще до изобретения книгопечатания. Книги, написанные на латинском языке, часто содержали записи между строк, сделанные рукой Геринга на немецком. Некоторые книги были на немецком и других языках.

После смерти доктора Геринга правительство Соединенных Штатов предлагало большую сумму за эти книги, но они были размещены в библиотеке Медицинского колледжа Ганемана в Филадельфии (в настоящее время они находятся в библиотеке Университета Дрекселя , смотрите  в этом номере статью Маргарет Грэм, ответственного сотрудника этой библиотеки). В каталоге эта коллекция описана как редкое собрание различных изданий работ Теофраста Бомбастуса фон Хоэнхайма, обычно называемого Парацельсом. В нее вошло сто восемьдесят девять названий книг, восемнадцать томов переплетенных брошюр и ряд рукописей доктора Геринга о Парацельсе. Кроме того, коллекция содержит тридцать изображений самого Парацельса, его дома, его кабинета и фотографию его черепа.

Именно Парацельс (1490-1541) сказал: «Аптекари так фальшивы и бесчестны, что они водят за нос невежественных докторов. Если они утверждают «это так и так», доктор Грамотей говорит: «да, господин аптекарь, именно так». Таким образом, один дурак обманывает другого. Аптекарь взамен дает доктору Грамотею 'Merdam pro balsamo. Господи, помоги бедным пациентам,   попадающим в их руки». Как хорошо сохраняется эта традиция аптекарей до наших дней! Система Парацельса это в грубом виде гомеопатия, но она не такая, как у Ганемана. Парацельс говорил: «Подобное должно управляться подобным. То, что вызывает желтуху, оно же и лечит желтуху и все ее разновидности». И точно так же: «Средство, которое исцеляет паралич, должно изготовляться из того же вещества, которое его вызывает». Парацельс имел большую приверженность малым дозам. В своей книге «О причинах и происхождении Lues Gallica» он сравнивает медицинскую силу лекарства с силой огня.

 «Подобно тому, как одна искра может разжечь большой костер и даже огромный пожар в лесу, очень маленькая доза лекарства может победить большую болезнь». Парацельс проложил путь к составлению сложных рецептов, состоявших из нескольких лекарственных средств. Он демонстрирует дерзость и безрассудство в составлении таких рецептов с энергией, логикой и юмором, в которых он ничуть не уступает  Ганеману.

Парацельс критиковал абсурдные методы лечения своего времени. Он первым стал читать научные лекции на немецком языке – до этого они читались на латинском. Он также стал первым врачом, который рассматривал хирургию исключительно как искусство исцеления. У Геринга были только две книги, напечатанные при жизни Парацельса.

23 марта 1876 года гомеопатическое сообщество  отмечало пятидесятилетие – золотую годовщину начала медицинской деятельности Геринга. Церемония проходила в Клубе Союза Лиги (Union League Club) в Филадельфии, где собрались именитые врачи, приехавшие воздать должное заслугам доктора Геринга.

Ему вручили поздравительный адрес, подписанный врачами А.Р. Томасом, Робертом Дж.МакКлетчи, Яковом Джинсом, А.В.Кохом,С.Нейхардом, Г.Н. Гензи, С.Г. Руве, Ричардом Гардинером , доктором П.П.Уэллсом,  доктором Кэрроллом Данхемом, доктором Самуэлем Лилиенталем. Геринг принял это свидетельство своих заслуг со скромностью, свойственной истинным гениям. Когда ему возносили похвалы за очередное созданное им лекарственное средство, он любил повторять: «Я ничто, Бог велик».

"Между Герингом и Ганеманом установились любопытные взаимоотношения. Геринг мне рассказывал, что он никогда не беседовал с Ганеманом лично, хотя не раз встречал его на улицах Лейпцига, когда был там студентом. Однако, они вели  обширную переписку,  и  Геринг показывал мне несколько писем, часть из которых были опубликованы в книге Томаса Брэдфорда  «Жизнь и письма доктора Ганемана». В письме от 16 августа 1829 года Ганеман пишет: «Дорогой коллега, Ваша любезная записка, полученная 10 августа,  явилась для меня немалым даром. О, если бы я мог, прежде чем  покину эту землю, заключить Вас в свои объятия, чтобы засвидетельствовать Вам свое восхищение тем беспримерным рвением, с которым Вы исцеляете несчастных, и той отвагой, с которой Вы способствуете развитию благодетельной науки». Он заканчивает свое письмо словами: «Продолжайте и дальше свою работу, пока не наступит то время, когда вы сможете вернуться в добром здравии в Европу и обнять своего преданного друга Самюэля Ганемана».

В июле 1833 года он писал доктору Герингу, Президенту Общества Ганемана в Филадельфии: «Дорогой, любезный Геринг, приветствую Вас на земле свободы, где Вы обладаете преимуществом  творить благо без всяких препятствий и специальных разрешений. Я не имею ни малейшего намерения подстегивать Вас от имени нашего добродетельного искусства, это будет лишь подливанием масла в огонь. Скорее, Вас следовало бы сдерживать, чтобы Вы не могли нанести себе вред, Вы должны заботиться о своем здоровье, столь ценном для всех истинных друзей Гомеопатии». Письмо заканчивается словами: «Уповаю на Вашу  дальнейшую дружбу и любовь. Искренне Ваш Сэм.Ганеман».

По прибытии в Париж Ганеман написал Герингу очень длинное и интересное письмо, датированное 3 октября 1836 года. Оно было адресовано «доктору Герингу, истинному и самому ревностному подвижнику в искусстве врачевания». В письме говорится: «Благодарю Вас за Rhus vernix и Cistus Canadensis, которые Вы мне прислали. Но я также буду просить Вас выслать мне третью тритурацию  Lachesis и Crotalus, знанием которых мы обязаны Америке и Вам. Как бы мы ни были Вам благодарны за эти великие начинания, но главное, я знаю, Господь благословит Вас за это. Да пребудете Вы в полнейшем здравии на благо всего человечества, и семья Ваша пусть тоже процветает. Посылаю  Вам нежнейший привет от себя и своей любимой жены, а также  передайте мой поклон  Вашим коллегам, Самюэль Ганеман.

О Ганемане Геринг мне говорил, что он ценит его за его великое открытие Similia Similibus Curantur, за его железную волю и неистощимую энергию в прувинге лекарственных средств, за его тщательное соблюдение четкого разграничения этих средств, и он не раз повторял: «Если наша школа когда-нибудь откажется от строгого индуктивного метода Ганемана, мы пропадем и станем не более, чем  карикатурой в медицине». В то же время он говорил: «С момента своего первого исследования в области гомеопатии (1821) до текущего момента (1879) я никогда не принимал многих положений  «Органона» Ганемана». После смерти Ганемана в 1843 году мадам Ганеман приглашала доктора Геринга приехать в Париж и принять практику своего мужа, но Геринг отклонил это приглашение, предпочтя остаться в этой стране.

Посмотрим, что сказал Геринг о смерти Ганемана:

«Кончина Ганемана страшно на меня повлияла. Три дня спустя после его  смерти я отправился  в Фэрмонт парк, где меня никто не мог увидеть, и плакал, как ребенок. Люди думали, что я заболею. Как правило, вначале события не оказывают на меня глубокого влияния, но потом это влияние все более и более возрастает, пока не становится невыносимым; особенно это касается вещей, относящихся к гомеопатии. Ганеман называл меня своим Джоном».

А теперь давайте обратимся к некоторым сценам повседневной жизни, описанным доктором Истманом, имевшим возможность проживать в доме Мастера в течение некоторого времени.

 «Доктор Геринг сохранил  старый немецкий обычай разрешать нескольким своим студентам проживать со своей семьей, чтобы быть в более тесном контакте с работой  Колледжа. Многие студенты стремились попасть в число этих счастливчиков. Я пробыл с его семьей в течение трех курсов лекций, два зимних и один весенний семестр, с осени 1877 до весны 1879, а потом очень часто заходил к нему, будучи  врачом-резидентом в Гомеопатической больнице Филадельфии до  декабря 1879 года, когда я отправился в Нью Йорк как врач-резидент в Больнице Уорд Айленд..

Часть времени одновременно со мной проживали другие студенты – Вм.Б.ВанЛеннеп, Т.Д.Кунц, Л.Дж.Кнерр и Джон Купер. Дом доктора  Геринга был номером 112 и 114 по Северной двенадцатой улице, большой  трехэтажный  типичный «Филадельфийский дом» красного кирпича с белыми ставнями и белыми мраморными ступенями, с деревьями  перед домом и закрытым садиком позади, где семья часто обедала в весенние и летние месяцы.

Войдя в дом, вы попадали в большой холл, справа от которого была приемная, а позади нее большая комната для консультаций или библиотека, основательно обставленная и содержавшая множество подаренных доктору Герингу  любопытных вещиц, иллюстрировавших историю гомеопатии.  Например, там был портрет Йенихена, где  на обнаженной правой руке был виден огромный мускул, накачанный благодаря изготовлению высоких потенций.

В наши дни дома Геринга уже не существует, но перед его бывшим фронтоном на улице стоит табличка, в которой рассказывается об этом великом человеке.

Слева от холла была комната назначений, в которой хранились случаи из медицины и книги. Позади от нее была лестница и столовая. На втором этаже находились большая гостиная, большая детская, кабинет доктора Геринга и несколько спален. На третьем этаже также было несколько спален , моя в том числе. Кабинет доктора Геринга, в котором он проводил немало времени, имел размер примерно  12x14 футов. Там стоял диван, на котором он сидел во время работы и спал ночью; перед диваном стоял письменный стол, на котором он писал и где лежали кипы бумаг и различные приспособления, которых я нигде больше не видел ни до этого ни после. Иногда миссис Геринг пыталась навести порядок, но доктор Геринг говорил: «Ах, их порядок это мой беспорядок». Он всегда писал перьевой ручкой синими чернилами. Стены его кабинета с пола до потолка были уставлены полками, на которых хранились рукописи его многочисленных книг и брошюр - все написанные его собственной рукой.

Такая гигантская работа никогда прежде не делалась ни одним врачом-гомеопатом. Его распорядок дня выглядел так: после сна на диване в своем кабинете он поднимался в три часа утра или если, как он сам говорил, «ленился», то в четыре часа, зажигал газовую горелку, расположенную над  полушарием с водой, чтобы достаточно освещать его письменный стол, затем включал небольшую газовую плитку, чтобы сварить подготовленный с вечера шоколад. Выпив его с печеньем или сухариком, он принимался за работу над своим шедевром «Ведущие симптомы». Рукопись уже была завершена, но требовала доработки.

Название «Ведущие симптомы» было выбрано после долгих размышлений и дискуссий. Он говорил нам, студентам: «Я хочу проложить кратчайший путь к выбору средства. Когда путник теряет дорогу, он подходит к информационной доске, где видит стрелку, указывающую правильное направление,- поэтому это должны быть «Ведущие симптомы».

В тот день, когда он скончался, доктор работал над  Calcarea carb., или ostrearum, как он называл его, поскольку средство было изготовлено из раковины устрицы.

И так он работал здесь, за своим столом, каждый день с трех утра до восьми, когда большой город спал, чтобы облегчить страдания, боль и мучения миллионов тех, кто еще не пришел в этот мир.

В восемь утра он съедал легкий завтрак, который подавался ему в кабинет, и просматривал утренние газеты, всегда с красно-синим карандашом в руке. То, к чему он относился с одобрением, подчеркивалось синим, а то, что не одобрял – красным. Остальные члены семьи с нетерпением ждали, когда он закончит просмотр, чтобы увидеть его замечания и пометки. Каждое утро, между  девятью и десятью часами к нему наведывался доктор Руве, которого можно было назвать «любимым учеником». Он наносил эти ранние визиты  в течение тридцати лет, в дождь и солнце, но при этом всегда приносил с собой солнечный свет. Редко можно встретить такую глубокую симпатию и преданность между двумя людьми. Чарльз Готлиб Руве был, как и Геринг, выдающимся мыслителем – он был автором классической работы по патологии и терапии.

Его перу также принадлежат «Ежегодные записки» с 1870 по 1875 год, и «Психология как естественная наука, применяемая к решению оккультных психических явлений», которую метафизики считают одним из величайших произведений в данной области. Доктора Геринг и Руве – оба были профессорами Колледжа, и нет необходимости говорить, что они были заинтересованы в работе друг друга. Не раз в прошлом я заглядывал в кабинет доктора и видел рядом две эти седые головы, настолько глубоко поглощенные разговором, что они не видели ничего вокруг. Какие умные мысли и какие мудрые идеи были потеряны для пера заинтересованного летописца! Однажды я зашел с поручением в кабинет к доктору Руве в момент, когда он как раз провожал своего пациента. Пациент спросил: «Для чего это лекарство, которое Вы мне дали, - для сердца, для легких, для печени или для почек?». И доктор Руве ответил: «Оно для мистера Миллера. Всего доброго».

 После ухода Руве Геринг снова продолжал свою бесконечную работу, примерно до десяти часов утра, когда он начинал прием своих пациентов, а потом наносил визиты до двух часов, до обеда. После обеда короткий сон, а затем начинался прием визитеров или консультации с коллегами, например, докторами Липпе или Гернси или Руве или Фаррингтоном или Кондорфером, и снова прием пациентов. Разъезжая в карете от одного дома к другому, он продолжал свою литературную работу. Я вижу его сидящим в  карете позади извозчика с тетрадью и карандашом в руке, поглощенным каким-нибудь исследованием, быть может, делающим записи  своих медицинских наблюдений или научных исследований на благо человечества. В половину седьмого вечера он возвращался домой к ужину, где собиралась все семья и ученики.

Очень приятно читать следующее описание обеда в доме Геринга. Как чудесно было находиться там, слушая разговоры Мастера, и я, как итальянец, не могу не согласиться с ним относительно его любви к вину.

Попробуйте себе представить длинный стол, на одном конце которого сидел доктор Геринг, а на другом миссис Геринг, двоих студентов по левую руку от доктора, а по правую - доктора Кнерра,  (его зятя), а также нередко, какого-нибудь гостившего у него врача. На остальных местах  за столом располагались  его дети – Вальтер, Карл, Герман, Мелитта (миссис Кнерр), и, время от времени, Рудольф. Еда была приготовлена из самых лучших продуктов, какие только можно было купить на рынке, и я никогда не забуду эти чечевичные супы, эти вкуснейшие мясные подливы и эту старую добрую немецкую кухню. И также невозможно забыть дорого доктора Геринга с его славной улыбкой и трогательной заботой о том, чтобы каждый был должным образом накормлен. У доктора, похоже, всегда был хороший аппетит, и перед ним всегда стояла бутылка красного или белого вина, привезенного из Германии или произведенного в Америке, и он пил его с большим удовольствием. Опустошив бутылку до конца и положив ее на бок, он считал последние капли – один, два, три, и так до двенадцати; между последними двумя каплями он говорил: «Нельзя потерять ни одной капли вина, потому что на изготовление каждой из них тратится семь капель пота». «Меня учил этому мой старый учитель винопития». Он любил повторять: «Вино – величайшая еда для мозга, оно содержит фосфор в наилучшей пропорции для настоящего его питания».

 «Господь превратил воду в вино, в сброженное вино, и говорить, что Он превратил его в несброженный виноградный сок – это преступление против Святого Духа», говорил доктор и  стукал кулаком по столу, вызывая небольшое землетрясение.

Миссис Тереза Б.Геринг, вдова доктора Геринга, скончалась в возрасте 94 лет в 1915 году, 35 лет спустя после смерти мужа. Она была его третьей женой и родила ему семерых детей.

Обычно  доктор никогда не позволял прерывать обед приемом пациентов или визитеров, однако я все же припоминаю одно исключение из этого правила. Когда слуга принес карточку с запиской, где говорилось:  «Доктор Гернси здесь и хотел бы видеть доктора Геринга, когда он закончит обед», доктор Геринг отправил ответ: « Когда приходит доктор Гернси, доктор Геринг заканчивает свой обед». После ужина Геринг, потягивая вино, обычно с удовольствием беседовал с нами – студентами и с докторами, в то время как другие члены семьи удалялись к себе. Темой беседы часто становился вопрос: «Какие семинары были у вас сегодня в колледже? О чем были лекции Фаррингтона или Корндорфера?», или же обсуждались интересные проблемы, с которыми доктор столкнулся в процессе своих исследований. Каков бы ни был предмет беседы, Доктор всегда рассматривал его глубоко и всесторонне, удерживая наше внимание в течение часа и более. Иногда он мог отойти от основной темы и отвлечься на какой-нибудь рассказ или историю, столь интересные сами по себе, что слушатель почти забывал, о чем до этого шла речь, но он сам никогда не забывал вернуться к изначальному предмету. Он часто рассказывал нам о своей работе в университете в Европе или в Южной Америке с индейцами арроваки.

Геринг жил в Филадельфии, где поселились многие немцы, и вполне интегрировался в американский образ жизни. Однако, интересно посмотреть, как он старался сохранить некоторые традиции своей страны на примере рассказа о немецком пикнике:

В последнюю субботу устроили пикник. В нем участвовали миссис Геринг, племянница Геринга Берта, три его сына – Вальтер, Карл и Герман, Эрнестина (племянница доктора Руве), мисс Фролих, недавно приехавшая из Германии, и миссис Сейлер, преподаватель пения. Расположившись в красивом месте у реки Скулкилл, компания наслаждалась вином и пивом, а также любимым напитком жителей Германии в жаркую погоду, который назывался Bierkaltschaale и состоял из пива, воды, сахара и крошек ржаного хлеба. На столе были также крекеры и вишни.  Компания пела немецкие песни, мальчики играли в мяч, а когда настал вечер, мы отправились домой в тесной многолюдной конке, и это путешествие было далеко не таким приятным, как поездка на лодке вверх по реке. Однако в компании царили немецкая приветливость и добродушие, и все отлично провели время. Такие вылазки организовывались семьей Герингов довольно часто.

Я полагаю, что каждый предмет изучения лучше запоминается, если использовать рассказы из жизни, клинические случаи – все то, что может усилить наше внимание. Нижеследующий рассказ весьма интересен, хотя в каком-то смысле, анекдотичен. Будучи еще молодым, доктор Геринг очень хорошо умел общаться с людьми. Он часто вспоминал историю о пациенте, искавшем трех врачей, которые пришли бы к согласию по его диагнозу. Эта история была опубликована в Британском журнале гомеопатии в 1846 году, и я процитирую ее оттуда:

 «Путешествуя по Германии, - рассказывал доктор, - я однажды приехал в деревню, владелец которой пригласил меня провести ночь в его доме, вместо того, чтобы останавливаться в гостинице. Это был богатый старик, большой оригинал, вечно больной, томимый тоской и разгонявший ее хорошим вином. Узнав, что я молодой врач, начинающий свою практику, он заявил, что скорее сделал бы своего сына палачом, чем врачом. В ответ на мое удивление по поводу такого высказывания он извлек большую тетрадь, рассказав, что лет двадцать тому назад, когда он впервые заболел, физически, а не умственно, два известных доктора, к которым он тогда обратился, поспорили из-за его болезни. В результате, он не стал лечиться ни у одного из них, но отметил этот случай в своей тетради. Затем, сожалея о том, что болезнь не проходит, он отправился в путешествие, решив, что если ему удастся найти трех докторов, которые твердо придут к единодушному соглашению по поводу его болезни, он позволит себе пользоваться их рекомендациями, и больше ничьими другими. С этой целью он проконсультировался вначале у более известных врачей, потом у других, менее известных, но, не отказываясь, несмотря на все свои страдания, от первоначального решения и скрупулезно записывая мнение каждого врача в свою тетрадь, он так и нашел среди них согласия по поводу своей болезни. Соответственно, не слушая ничьих рекомендаций, он по-прежнему продолжал болеть, но был все еще жив. 

Как можно было предположить, его тетрадь стоила ему немалых денег. Она выглядела как огромная книга учета, в которой все записи велись в форме таблиц. В первой колонке были имена врачей, число которых достигало 447, во второй – список болезней с описанием их характера – общим числом 313, и значительно отличавшихся одно от другого, а в третьей колонке указывалось предлагаемое лечение, состоявшее в общей сложности из 832 рецептов, включавших в себя 1097 лекарственных средств. Общая сумма указывалась в конце каждой страницы. Он взял ручку и холодно осведомился: «Не пропишите ли и Вы мне что-нибудь?». Но, не имея на это ни малейшего желания, я только спросил, нет ли в его списке Ганемана. Он обратился с улыбкой к записи номер 301, которая гласила: название болезни – О, назначение – О. «Это было самым мудрым из всех, потому что он сказал, что название болезни его не касается, а название лекарства не касается меня, а значение имеет только излечение». «Но почему же тогда,- спросил я, - Вы не позволили ему себя лечить?» - «Потому, - ответил он, - что он был один, а мне надо, чтобы пришли к согласию трое». Тогда я спросил, не хочет ли он пожертвовать несколькими сотнями франков ради эксперимента, и тогда я смог бы назвать ему не три, а по крайней мере тридцать три имени врачей, живущих в ближайшей округе,  в разных странах и даже в разных частях света, которые все будут разделять одно мнение. Он выразил большое сомнение по этому поводу, однако все же решился попробовать. И мы сделали описание его болезни и, подготовив копии, разослали их тридцати трем практикующим гомеопатам. Он вложил в каждое письмо один луидор, умоляя каждого доктора назвать средство, которое сможет излечить или, по крайней мере, облегчить его болезнь.

«Вскоре после этого я получил бочонок рейнского вина, урожая 1822 года. «Посылаю Вам вино 1822 года, - писал он, - потому что двадцать два врача согласились относительно моего случая. Теперь я чувствую, что в каких-то вещах есть в этом мире определенность. Я изучил различные работы по данному вопросу, с тем, чтобы собрать информацию. Из приблизительно двухсот лекарственных средств двадцать два врача остановились на одном и том же. Большего нельзя было бы и ожидать.  Ближайший от меня врач взял меня под свое наблюдение, и я посылаю Вам это  вино, чтобы не поддаться искушению выпить его слишком много от радости, что мое здоровье улучшается день ото дня».(…)