Мой регион:
Войти через:

Российский гомеопатический журнал

Том 2, выпуск 3 · Октябрь 2018 · ISSN 2541-8696




Былое и думы о гомеопатии (очерк ранней истории гомеопатии) 4



  • Абстракт
  • Статья
  • Литература

Hartmann. My experience and observations of homoeopathy // The North-Western Journal of Homoeopathia. Ed. G.E.Shipman. Vol.IV. Chicago, 1852

Франц Гартман. Былое и думы о гомеопатии // Северо-Западный журнал гомеопатии. Под ред. д-ра Джорджа Э. Шипмана. IV том. №№ 7-10, 12. Чикаго, 1852

IV.       

читать первую часть           читать вторую часть                        читать третью часть

1 января 1821, по причинам, ранее упомянутым, я уехал из Лейпцига в Берлин, чтобы следовать своему курсу и стать гражданином Пруссии. Я предполагал, что законы от 1817 и 1818 года все еще действовали, и в соответствии с ними кандидаты могут подать свои заявления в министерство до конца апреля. Поэтому я не торопился с этим, а сосредоточился на учебе, чтобы блестяще сдать свой экзамен. В начале января однажды утром я был очень удивлен появлением д-ра Штапфа, который прибыл из Наумбурга с той же целью. Он получил поручение от военного министра Пруссии изучить так называемую «египетскую офтальмию» (трахому), широко распространенную в прусских войсках на Рейне, и посмотреть, что можно сделать при помощи гомеопатических средств, и какие будут результаты. Таким образом, получив данные полномочия, он прибыл в Берлин за дальнейшими инструкциями. Он воспользовался данным обстоятельством, чтобы разыскать меня и предложить сопровождать его. Это предложение я бы с радостью принял, тем более оно не предполагало затрат, если бы не случилось того, что расстроило мои планы пребывания в Берлине на целый год. Отказ от этого дружеского предложения был неизбежен. Он был болезненным и для меня, и для Штапфа, поскольку никто не помогал и не содействовал ему, кроме новичка в гомеопатии, пока еще совсем неопытного русского по имени, если не ошибаюсь, Петерсон. Приглашение вскружило мне голову, в мечтах я уже приступил к делу, и несколько дней спустя после взвешенного обдумывания и рассмотрения я полностью готов был принять его. Но я был вынужден отказаться, узнав тем временем, что заявление на допуск к государственному экзамену может быть подано только в начале ноября каждого года. Штапф уже отбыл, решение по моему вопросу пришло слишком поздно, я оказался обманутым в моих ожиданиях. Однако, чтобы удостовериться до конца, я подал свое заявление во второй половине января. В ответе, поступившем в начале февраля, я получил отказ на этот год. Сразу же после этого я упаковал свои вещи и вернулся к родителям в Делич – для того, чтобы похоронить отца через шесть дней, а мать – через 6 месяцев после моего приезда домой. Болезненное событие, как на него не посмотри. Вмиг я оказался совершенно одиноким в этом мире. Кроме того, на полгода я отказался от своих планов, вынужденный заниматься организацией оставленного родителями небольшого наследства.

И все же я был рад тому, что меня вынудили отказаться от путешествия со Штапфом - я считаю, что это была рука Провидения, которая таким образом дала мне, одному из трех братьев, привилегию быть с моими прекрасными родителями в их последние часы и закрыть им глаза. Очень жаль, когда что-либо препятствует учебе молодого человека. Если какое-то волнение другого плана не устраняет это препятствие, то он весьма склонен погрузиться в мрачное состояние небытия, которое очень быстро перерастает в безделье. Ничто не спасло бы меня от этой ошибки, если бы я не руководствовался священным правилом: трудись, если хочешь добиться успеха в будущем. У меня было несколько пациентов, лечение которых приносило мне, одинокому человеку, достаточный доход. Но мое положение в Пруссии было слишком непрочным, поскольку я не имел права практиковать, и только благодаря доброте и снисходительности окружного врача на меня не было доноса. После того, как я уладил самые неотложные дела, я написал Штапфу в Наумбург, чтобы посоветоваться относительного моих дальнейших планов. Многие места я брал на заметку и снова отказывался от них, так как возникали различные непреодолимые препятствия. После долгих бесплодных поисков Штапф нашел неподалеку от Нойштадта на Одере торговый городок (я забыл название). Штапф был в дружеских отношениях с судьей этого города и настойчиво рекомендовал ему меня. От судьи я узнал, что медицинская экзаменационная комиссия этого местечка смотрела неблагосклонно на чужаков, которые приезжали туда, чтобы подтвердить свои медицинские знания, поэтому редко случалось, чтобы кто-то преуспел в экзамене. Мои дела в этом городе вскоре были урегулированы, и я как можно скорее вернулся в Наумбург. Вскоре я решил сдать экзамен в Дрездене, а затем поселиться в Чопау в Саксонии – в дружелюбном местечке, где требовался врач.

[После сдачи экзамена Гартман поселился в Чопау, но после пятилетнего пребывания там он был вынужден уехать в Лейпциг из-за бедности жителей этого места.]

В Чопау произошли некоторые достойные внимания события, о которых я не могу промолчать, так как они повлияли на мой прогресс в науках. Здесь же я получил точную информацию о жизни и делах сына Ганемана Фредерика, который своими исцелениями создал сенсацию в Волькенштейне и окрестностях. Защитившись в Лейпциге, он приобрел аптеку в этом местечке, и, следовательно, беспрепятственно мог отпускать свои лекарства. Его выдающиеся интеллектуальные способности, которые отмечали даже его противники, особые манеры снискали ему уважение и покровительство общественности. Но его близкие и дальние коллеги отнюдь не были доброжелательны к нему, завистливо смотрели они на его расширяющуюся практику и с грустным лицом констатировали, что их доходы уменьшаются. Чопау и его окрестности приносили ему большой доход. Дома, в которых он открывал свои кабинеты один или два раза в неделю, куда он стремительно несся по горам в открытой повозке, запряженной четырьмя лошадьми, были переполнены пациентами. Но коллеги, которые расходились с ним во мнениях, не ограничились одним лишь завистливым взглядом. Они объединили свои усилия, чтобы нанести масштабный удар, который с готовностью поддержала Королевская санитарная комиссия Саксонии. Они выдвинули обвинения против него, возражение на которые, собственно говоря, было необязательным, так как младший Ганеман окончил учебное заведение в этой стране и был владельцем аптеки, следовательно, никакие обвинения в незаконном распространении собственных лекарств не могли быть предъявлены ему. Однако право более сильного одержало победу. Ганеман был вызван для дачи объяснений, что, по уже заявленным основаниям, он не обязан был делать. Предпочитая оградить себя от этих досадных и несправедливых обвинений, он оставил жену, детей и страну и отправился на другой конец света, откуда от него ничего не было слышно.

Негативный опыт Фредерика Ганемана показал мне, какой путь я должен выбрать для себя в этом маленьком горном городке, чтобы быть в хороших отношениях с обеими группами – профессионалами и обычными людьми. В первые несколько недель моей практики мой метод лечения не попал под подозрение и нескоро был распознан как ганемановский. Я не считал нужным утаивать этого и всеми путями скрывать мои истинные чувства. Но меня не считали врачом-гомеопатом, по крайней мере, в начале карьеры, иначе этому бы сопутствовало много неприятных обстоятельств. Мои замечательные лекарства вскоре обеспечили мне доброе имя и славу, но доход в этой бедной промышленной стране был очень мал. Впоследствии я не делал секрета из своего метода лечения, и на протяжении всего моего пребывания в Чопау меня не беспокоили.

Вскоре после моего обоснования в Чопау Штапф, Гросс и Мюллер приступили к публикации Архива, выпуски которого вскоре нашли дорогу к моим рукам. Я глубоко заинтересовался этим журналом и был преисполнен желанием иметь возможность внести свой вклад на его страницы. Это сильно воодушевляло меня, не только с целью привнесения нового в мою практику, но и активизации усилий по приобретению литературного опыта. Однако дело шло не так хорошо, как предполагалось моими благими намерениями. Моя самоотверженность подвела меня. Все мое время было всецело поглощено ежедневной работой, так что вечерами, полуживой, я был не в состоянии браться за что-либо еще. Таким образом, мои ранние желания, вероятно, никогда не достигли бы ничего более, чем искренних намерений, и никогда не были бы реализованы, если бы я вскоре не получил от моего друга Штапфа доброе письмо с просьбой вступить в их ассоциацию и принять участие в их работе. Моей первой попыткой было сообщение о случае из моей практики, что, впрочем, мало удовлетворило меня. Мне казалось, что учитывая положение гомеопатии, другие смогли бы получить мало пользы от этого. Я всецело считал, что должно быть что-то другое, какой-то иной лучший способ помочь новичкам на их вхождении в гомеопатию, мне казалось, что несколько представленных отдельных случаев мало поможет им. Однако начинания всегда сопряжены с трудностями, положенное начало может казаться несовершенным на первых шагах. Эта мысль занимала меня днем и ночью, и я никак не мог осуществить свой план, пока счастливое обстоятельство не рассеяло мою нерешительность. Я часто консультировался в письмах с членом совета колледжа здравоохранения в Дрездене касательно одного пациента. Проведенное гомеопатическое лечение было успешным. Благополучный результат воодушевил молодого врача из Дрездена и побудил его к изучению гомеопатии. В это же время он познакомился с д-ром Тринксом (Dr.Thrinks), который ранее уже сталкивался с гомеопатией, и они оба решили обсудить со мной лично вопросы гомеопатии, поскольку наше эпистолярное общение, которым мы занимались ранее, оказалось неудовлетворительным и отнимало слишком много времени. Эта переписка шла главным образом через нашего общего друга, с которым мы также договорились встретиться во Фрайберге. Я охотно согласился встретиться там, так как это позволило мне посетить пациента - благородную даму, визит к которой я не мог долее откладывать. Так случилось, что в 1824 году я встретился там с Вольфом (Wolff) и Тринксом. После дружеского ужина мы настолько погрузились в обсуждение вопросов гомеопатии, и особенно Materia Medica, что наступление нового дня во время нашей встречи очень нас удивило, и нам пришлось констатировать, что сна этой ночью уже не будет. Благодаря этому случаю, моя идея обрела форму, и после чего полностью овладела мной, но еще несколько лет не была реализована и не достигла полного воплощения, отчасти из-за недостатка опыта, отчасти из-за необходимости моего участия в интенсивном курсе обучения. Вольф, получив четыре тома «Материа Медика» Ганемана, тщательным образом задавал мне вопросы о действии препаратов при различных заболеваниях. Эти заболевания характеризуются общими названиями, и действие лекарства в первый раз предполагает определенную форму. Я научился правильно оценивать одиночные симптомы, и потом у меня сформировалась, по моему собственному мнению, их точная связь с каждым отдельным заболеванием, характеризующимся общим названием. Таким образом, я научился понимать с большей точностью и быстротой общий характер каждого конкретного препарата. Поэтому и по сей день я признателен и Вольфу, и Тринксу. Я в долгу у них за то, что они обозначили путь для будущего гомеопатии, которую я изучал в свое свободное время в течение многих лет.

Вскоре после этой встречи меня навестил д-р Морис Мюллер из Лейпцига, тогда я впервые и с ним лично познакомился. Он рассказал мне все, что касается гомеопатии в очень сжатой форме, так как его пребывание в Чопау было недолгим. Он сказал, что многие гомеопаты приняли новый проект, впервые сформулированный сенатором д-ром Хартлаубом (Dr. Hartlaub, Sen.). Вольф и Тринкс остались очень довольны этим проектом. Это был план создания общества корреспондирующих врачей, которые время от времени должны сообщать о своем практическом опыте, а также обо всем, что касается гомеопатии, Секретарю Общества (сенатору д-ру Хартлаубу), который в свою очередь пустит в печать этот материал на средства вкладчиков, а номера распределит между ними. Из того, что он уже рассказал, было очевидно, что гомеопатия, очнувшись от младенчества, вступила в свой первый переходный период. Этот период должен был быть пройден, поскольку она уже демонстрировала признаки более активной жизни, которые указывали на более быстрое развитие и более широкий охват, среди чего, в частности, следует учитывать развитие параллельных ответвлений. Время доказало справедливость этого мнения, так как с этого периода гомеопатия продвигалась вперед гигантскими шагами как дома, так и за рубежом. Общество корреспондирующих врачей просуществовало всего три года, как и следовало ожидать, так как хорошо обученные делились своим опытом для общего блага, а более скромные молчали. Обе стороны платили маленькие взносы из своих карманов, таким образом, последние были в выигрыше.

В ноябре 1826 года я покинул Чопау и отправился в Лейпциг, где я снова начал новую карьеру. В первые годы моего пребывания там мне пришлось столкнуться со многими трудностями, так как количество пациентов у врачей, которых в Лейпциге было в избытке, было не очень большим. У меня было много свободного времени, которое я посвятил подготовке моей первой работы «Применение гомеопатии при заболеваниях, в соответствии с гомеопатическими принципами», а также другие очерки, которые вышли в Архиве. Критики в те дни были снисходительны и сдержанны по отношению к работам подобного плана, так как они появлялись не слишком часто. Следовательно, подобные работы всегда ожидал дружеский прием в сфере гомеопатии, и они воодушевляли и побуждали другие умы раскрыть свои силы перед общественностью. Некоторые, и даже многие из них, вряд ли, сейчас стоило бы печатать, но тогда мы узнавали что-то новое из каждой статьи, так все было новым для нас, даже те вещи, которые сегодня стали общеизвестными. В связи с этим мы благодарим критиков за то уважение, с которым они относились к этим усилиям, никогда не разрушая, а всегда поощряя новые попытки, которые, таким образом, принесли богатый урожай гомеопатии, чего мы, конечно, не могли бы ожидать, имей безжалостных критиков настоящего времени. Поэтому я не могу утверждать, что моя маленькая работа имела какие-то особые достоинства, но в чем я, действительно, уверен, что восторг, с которым я слушал ее восхваление, побудил меня с повышенным усердием непрерывно заниматься литературной деятельностью, которая, с моей постоянно расширяющейся практикой, совсем не оставляла мне времени на отдых.

Первые два года пребывания в Лейпциге в плане событий в гомеопатии не представляли особого интереса, хотя они памятны мне тем, что я познакомился со многими опытными врачами-гомеопатами, среди которых я могу упомянуть Руммеля и Швайкерта. Первый полностью завоевал меня своей работой «Огни и тени гомеопатии», после прочтения которой у меня возникло огромное желание лично познакомиться с автором.

С Швайкертом я познакомился на консультации и почитал его как ученого, но я никогда не чувствовал, что меня тянет к нему, и будущее предоставило массу доказательств его недружелюбного вмешательства в мои дела. Одним словом, похоже, мы никогда не были с ним на одном полюсе. Это не было исключительно его виной, отчасти и я был в этом виноват. Этому, несомненно, способствовала моя привычка скромного погружения в себя во время налаживания и установки общения. В то же время он не всегда был сдержанным в отношении непрочных связей других, а часто надменным, деспотичным и даже строящим козни, о чем еще пойдет речь в этом повествовании.

В это же самое время жили двое мужчин, чья преждевременная кончина стала печальной потерей для гомеопатии. Оба были одаренными людьми. Их работы говорят об их исключительных умственных способностях, какими Творец наделяет лишь немногих. Я имею в виду д-ра Каспари и сенатора д-ра Хартлауба. О них я могу дать информацию научного характера, поскольку я мало что знал об их жизни. Д-р Каспари был сыном очень уважаемого сельского пастора из местечка Чортау близ Делича. Сын, по-видимому, унаследовал от отца строгий религиозный характер, это сделало его чрезмерно экзальтированным (хотя в этом я могу ошибаться), поэтому многим он казался неподступным. Я должен, по крайней мере, обозначить, исходя из его общего поведения, что он обладал невыносимым высокомерием, которое, по-видимому, основывалось на его представлении, что он возвышается над всеми другими. Однако, не без радости, я признаю, что, возможно, видел больше, чем было на самом деле, и может быть, это ложное наблюдение следует отнести к моему поведению улитки, причины которого кроются в моих ограниченных материальных возможностях. Но до сих пор мое заключение, что Каспари испытывал трудности с контролем эмоций над разумом, абсолютно верно. Это черта проявилась в чудачествах во время его последней болезни и, собственно, явилась причиной его смерти. Каспари многого добился в то время, когда гомеопатия нуждалась в совершенствовании во всех направлениях. Неважно, приступал ли он к выполнению своих многочисленных трудов спонтанно или по наставлению других, достаточно того, что он всегда полностью охватывал предмет рассмотрения и обогатил науку своими свершениями. Таким образом, как и все другие врачи-гомеопаты того времени, он глубоко осознавал, что быстрое распространение новой системы среди людей должно зависеть от степени симпатии, заслуженной у общественности. Полностью захваченный этим убеждением, он занялся подготовкой своей работы Гомеопатическая Домашняя Медицина и добился своих целей в этой теме наилучшим образом. С этого времени молодыми гомеопатами было высказано много жалоб, касательно бесполезности этих популярных трудов, хотя большинство этих искателей ошибок должны признать, что благодаря этому искреннему красноречию, простые обыватели обратились к истинам гомеопатии. Действительно, даже сам Грисселич нашел впечатляющие слова барона фон Лотцбека (весьма образованного человека) в Лааре не совсем бесполезными.

Таким образом, Каспари подготовкой своей Диспенсатории вызвал публикацию настоящей гомеопатической фармакопеи. И кто знает, не проведи он прувинг препарата Древесного угля (Carbo vegetabilis), возможно, Ганеман и не воодушевился провести испытания обоих углей. Я не совсем уверен в этом последнем факте, но помните, что одно время Ганеман был очень зол на Каспари. Я не могу сказать, было ли это потому, что его всегда раздражали те, кто предвосхищал его. Из всего сказанного видно, что Каспари был человеком большого ума и больших достижений, оказавший гомеопатии весьма важную услугу.

О жизни сенатора Хартлауба, с которым я был более близок, я могу рассказать еще меньше. Его брат жив по сей день, верный друг и сторонник гомеопатии, он может поправить неточности моего изложения. Он был ближайшим другом Каспари, и из его уст я узнал, что их общение в основном затрагивало гомеопатию и способы продвижения ее интересов. Мое мнение не может считаться решающим, так как я мало знаком с Каспари, но мне казалось, что Хартлауб был еще более способным человеком, чем Каспари. По крайней мере, его работы определенно более оригинальны и сильны, что было бы желательно, или, по крайней мере, выглядит сомнительным, в трудах Каспари. Тем не менее, деятельность обоих мужчин очень ценна, так как они оба глубоко осознавали, что умственные способности, которыми они наделены, возлагали на них обязанность прилагать максимум своих усилий в работе. В 1829 году Хартлауб покинул Лейпциг по приглашению Советника Мюленбейна поселиться в Брауншвейге и помочь ему в его обширной практике, которой Советник более не мог заниматься из-за немощи наступающих лет. Я не могу думать, что он был очень счастлив в своей новой резиденции, по крайней мере, в настоящее время сообщалось об обратном. Можно легко предположить, что это связано с властным характером Мюленбейна, который часто проявлял себя большой грубостью. Хартлауб умер, если не ошибаюсь, от нервной лихорадки за много лет до Мюленбейна, слишком рано для науки, которая глубоко ощутила эту утрату.

После смерти эти двух людей произошла весьма заметная пауза в развитии гомеопатии, и повышение степени ее активности было бы очень желательно, так как даже медленный прогресс не давал бы оснований для опасений абсолютного регресса. Однако, в начале 1828 года не было никаких признаков, указывающих, откуда могли прийти новые силы, чтобы как-то оживить редеющий список дел. Они пришли с наименее ожидаемой стороны, и с весьма удовлетворительным результатом. Плюсы от этого и сейчас многими с благодарностью признаются, хотя некоторые равнодушно отнеслись к этому событию. Речь идет о д-ре Хауболде (Dr. Haubold), недавно обратившегося к гомеопатии. Он на собственном опыте был вынужден признать ошибочность манипуляций, выполняемых нашими многими аллопатическими коллегами, чего можно было с легкостью избежать, используя гомеопатический метод лечения. Как я и говорю, это был д-р Хауболд, которому пришла мысль, не будет ли это полезно для гомеопатов собираться время от времени, чтобы вместе проконсультироваться относительно новой доктрины и представить важные связанные с ней интересы, сложные случаи болезней и т. д. на суд друг друга. Предложение показалось мне хорошим, хотя сам Хауболд, конечно же, не станет отрицать, что он руководствовался своими интересами, поскольку Хорнбург и Франц, в частности, кого он хотел пригласить помимо меня, уже приобрели большой опыт в практике гомеопатии. Но как бы то ни было, цель была благой, и хотя она, возможно, преследовала личные интересы, но со временем все мы, даже более опытные гомеопаты, ощутили немалую пользу от этих встреч. Но как это всегда бывает с подобными инициативами, многие с уважением отнеслись к затее, однако, возникли трудности с совместной встречей, поэтому на нашем первом собрании, по официальному приглашению Хауболда, в начале 1829 года присутствовали четыре вышеупомянутых человека. Однако нам не пришлось долго убеждать себя в том, что на этих встречах мы получали взаимную выгоду. После этого необходимости в официальных приглашениях не возникало. Мы сами установили – я вспоминаю, это было раз в две недели – в назначенный день и час, то с тем, то с этим, выделять несколько часов для науки. Так потихоньку двигалось дело вплоть до июля, затем ныне покойный доктор Мюллер узнал о наших встречах и захотел принять в них участие, на что мы с радостью согласились и безоговорочно приняли его. На этот раз мы проводили наши собрания раз в месяц, но поскольку 10-го числа следующего месяца намечалось празднования юбилея доктора Ганемана, за несколько дней до этой даты было назначено специальное совещание, на котором были предложены и согласованы многие важные вопросы касательно предстоящего праздника. Это событие уже хорошо известно благодаря Архиву Штапфа, поэтому здесь нет необходимости подробно его описывать, но воспоминание о нем подтверждает уже высказанное утверждение о том, что предыдущий год подготовил почву для важных изменений в гомеопатии. На этом собрании было принято и полностью сформировано выдвинутое нашим другом д-ром Францем, ныне покойным, предложение о создании главного и большого союза. Союз должен созываться каждый год 10-го августа и обсуждать интересы гомеопатии и наилучшим способом продвигать эти интересы в стране и за рубежом. Эта мысль не рассматривалась бы с таким вниманием, не знай мы, Лейпцигские врачи, как полезны такие встречи. Союз все еще существует под названием Центральный Союз, и его заседания могли бы быть более обширными, чем они были до недавнего времени, если бы их целесообразность не ставилась под сомнение в некоторых местах. Я готов признать, что представленные там письменные очерки не всегда могли быть столь же полезными, как предполагали их авторы. Также верно, что вскоре после этого мы находим те же статьи в гомеопатических журналах, и по этой причине многие избегают расходов на поездку к месту встречи, которое часто бывает далеким. Но утверждение о том, что устные дискуссии по вопросам гомеопатии, которые еще не достаточно урегулированы, могли бы быть гораздо более полезными, не столь очевидно. В тех дискуссиях могли принимать участие только те, кто свободно владел ораторским искусством, в то время как другие, возможно, достаточно осведомленные и способные оказать большую услугу при помощи пера, но не наделенные таким блистательным даром, вынуждены скрывать свои взгляды. На таких встречах должен присутствовать один или несколько секретарей, которые должны тщательно следить за ходом заседаний и контролировать их публикацию. Но на этих встречах есть и другие задачи, которые очень желательны и доставляют огромное удовольствие - это формирование личного знакомства с защитниками одной и той же веры и движимых единым духом. Это преимущество, которое я всегда очень ценил. И люди, которых я уже знал по их литературным произведениям, или по-новому становились интересны мне, или мы отдалялись друг от друга после личного знакомства. Часто я мог выделить выдающиеся качества или ложь и обман, хвастовство, странности и т.п., основываясь на литературных работах и собственном зрелом опыте, и редко ошибался. Преимущество личной беседы велико, и я тайно приносил извинения и заглаживал вину перед многими, к чьим работам я был недоверчив. Личное общение и лучшее знакомство с ними, их откровенные, открытые прямые и благородные взгляды, твердо убедили меня в их ценности, чего без личного знакомства я никогда, возможно, не смог бы признать.


Продолжение следует                        

читать первую часть              читать вторую часть                        читать третью часть


Материал предоставлен Д.А.Ивано-Вызго

Перевод М.С.Дроздова



← Весь выпуск