Уважаемые коллеги, написать биографию Геринга непросто, учитывая, что так много всего было написано в прошлом. Он был (и остается) мифом для тысяч врачей в США и во всем мире, и многие люди и ассоциации предлагали описания этого гения нашей медицины. Доктор Геринг для меня один из моих любимых авторов, и я постарался прочитать все возможные его произведения и о нем из всех доступных источников (по крайней мере, для меня!). Я не считаю, что моя работа здесь состоит в том, чтобы написать еще одну его биографию, так что я буду объединять полезную информацию, оставленную его коллегами-современниками и учениками о его жизни, мыслях и учении. В качестве руководства я использовал статью одного из его учеников, доктора Артура Мейнарда Истмана (1855-1923), представленную перед Международной Ганемановской Ассоциацией 25 июня 1917 года в Чикаго, и я размещу здесь и там некоторые анекдоты, клинические случаи, информацию, взятую из различных журналов и из работ его зятя доктора Кальвина Б. Кнерра (1847-1940), с которым я консультировался для этого исследования. Я также включил сцены из семейной жизни, чтобы познакомиться с ним не только как с врачом, но и как с человеком. И он был великим человеком!

Я надеюсь, таким образом, дать всем вам, и в особенности молодым коллегам, представление об огромной работе, проделанной Константином Герингом во имя нашей бессмертной медицины. Мои комментарии или предисловия к различным главам и докладам будут выделены курсивом. Давайте начнем с Доктора Истмена:

“Прогуливаясь по Лувру в Париже, этой величайшей художественной галерее в мире, я услышал от гида, что художник может лишь надеяться на то, что его картина или статуя окажется в этих стенах только спустя тридцать лет после его смерти. Конечно, причина очевидна. Судить об истинных заслугах можно только тогда, когда они лишены всякого личного авторитета. Авторы некоторых сокровищ, помещенных здесь, таких как Венера Милосская, никогда не будут известны, но сами произведения бессмертны. Это же относится к великому делу жизни Константина Геринга. Время в своем течении только увеличивает глубину и красоту его труда и раскрывает перед изучающим медицину новые истины, которые станут такими же бессмертными, как великие произведения искусства в Лувре, созданные рукой Микеланджело или Леонардо да Винчи. Работы современников Геринга из квакерского города сорокалетней давности, таких как доктор С. Гросс, Панкоаст, Агню, Да Коста и Пеппер уже покрыты той пылью времен, которая делает их редкостями на Музейной полке, но работы Геринга свободны от пыли и ими пользуются крайне бережно, и страдания человечества ежедневно смягчаются его гением. Чтобы вы поняли это, я предварю свои личные воспоминания об этом великом человеке очень кратким очерком его жизни.

Доктор Константин Геринг родился в Ошаце, Саксония, Германия, 1 января 1800 года. Его отец, Магистр Карл Готлиб Геринг, был музыкантом и творцом, и был инициатором упрощенной системы обучения детей музыке, которая была принята в школах в Германии. Я слышал рассказ доктора Геринга о том, как его отец сидел за церковным органом, когда ему принесли весть о рождении сына, после чего он изо всех сил заиграл "Nun danket alle Gott", великий хор Мартина Лютера, возвещая наступление нового века и рождение сына. В возрасте одиннадцати лет Константина отправили в классическую школу Циттау, где он собрал большую и ценную коллекцию минералов, гербариев, черепов и костей животных.

Позже он начал получать медицинское образование в хирургической академии Дрездена. Однажды, когда он просматривал книги в старом букинистическом магазине, к его ногам упал книжный том. Это был старый экземпляр Евклида, и он прочитал во введении, что «если человек хочет стать ученым, он должен сначала стать мыслителем, а чтобы стать мыслителем, он должен стать логиком, а чтобы стать логиком, он должен стать математиком». Поэтому он решил вернуться домой и изучать математику и греческий, что он и делал до 1820 года. Затем он поступил в Лейпцигский университет, где изучил семь курсов медицины. Там он был учеником доктора Робби, знаменитого хирурга французской армии. Примерно в это же время издательство обратилось к доктору Робби с просьбой написать брошюру против гомеопатии, которая должна была стать смертельным ударом для нее. Он отказался это сделать и передал дело своему молодому другу Герингу. Вследствие этого Геринг начал изучать некоторые работы Ганемана, и это привело к более глубоким исследованиям.

Я нашел забавную историю, рассказанную самим Герингом об этом периоде:

“Геринг, будучи аллопатом, прежде чем перейти на сторону гомеопатии, написал пародию на Ганемана, бурлеск. Театральный директор города не мог заставить свою труппу играть ее. Все они были убежденными гомеопатами. Геринг говорит, что он никогда не говорил Ганеману об этом.” Результаты поисков убедили его, что Ганеман был прав, что "Similia Similibus Curantur" – Подобное лечится подобным - это великий закон природы, и после двух лет тщательного изучения он признал свою приверженность новой системе».

Мы все знаем эту историю, но мы также должны пройти через повседневную жизнь этого человека, попытаться понять, какие проблемы он испытывал, когда пытался понять, должна ли его жизнь быть посвящена гомеопатии или аллопатии. Например, ему было нелегко поступить в университет с финансовой точки зрения. Давайте посмотрим, как он описывает этот период своим студентам в Филадельфии много лет спустя, вот что он сообщает одному из них:

Вечером, в присутствии доктора Фаррингтона, Геринг рассказал историю своих первых студенческих дней в Лейпциге, когда он был беден и едва сводил концы с концами. «Из-за того, что я покинул ряды аллопатов, школу которых окончил в Вюрцбургском университете, и присоединился к гомеопатам, я оказался в тяжелом положении. Я занимал комнату, бедно обставленную, за которую платил двадцать пять центов в неделю; холодное место, где без отопления я почти замерзал в лютые холодные дни. Питался я в студенческой бесплатной столовой (что-то вроде суповой), но только в те моменты, когда другие постояльцы отказывались от еды, считая ее недостаточно хорошей. Хлеб здесь был хорош, что бы ни говорили об остальной еде. Часто я брал с собой домой кусочки ржаного хлеба, которые были черствыми и сухими, я замачивал их в слабом бульоне или ел такими твердыми, как они были, так что у меня потом кровоточили десны, но таким образом я думал, что получаю какое-то органическое вещество для своего организма. Однажды мой друг-студент рассказал мне о женщине, которая держала пансион, верила в гомеопатию и нуждалась в лечении. Мой друг уговорил меня пойти с ним к женщине, которой нужна была Игнация; она пригласила меня остаться на ужин. Добрая женщина вскоре узнала о моем состоянии. Она дала мне несколько поленьев для огня и немного молока. Однажды, придя ко мне в комнату, она заметила на моем столе горку сухого хлеба и спросила, что я собираюсь с ним делать. Я сказал ей, что приберегаю его для пропитания. Она спросила меня, не хочу ли я обменять немного хлеба на молоко; что у нее есть коровы и свиньи, для которых черствый хлеб - очень хорошая пища. Она взяла несколько самых твердых кусочков. Позже, в обмен на лечение, она приютила меня до лучших времен» Не следует ли, помня обо всем этом, с энтузиазмом относиться к гомеопатии?

А теперь еще одна курьезная история о его плачевном материальном положении, когда он был еще студентом. Об этом рассказал сам Геринг во время одной из встреч со студентами, друзьями и семьей в своем доме в Америке. Записал историю доктор Кельвин Б. Кнерр, зять Геринга, муж Меллиты Геринг.

Однажды утром женщина, которая доставляла мне молоко, напомнила мне, что она уже давно не получала никакой платы, что она не может продолжать так жить, потому что ей нужно покупать молоко, которое она продает своим клиентам. В тот же день ко мне пришел посыльный с просьбой пойти к доктору Хартлаубу, брату врача-гомеопата, который женился на моей сестре Кларе.

После того, как я почти год страдал от голода, я отправился на соседнюю ферму, где нашел много еды. Владельцем фермы был мой дальний родственник, который лишил одну из ветвей моей семьи права собственности, и я счел себя вправе вести себя с ним подобным образом. В настоящее время там оставалось только два члена этой семьи, остальные люди куда-то разъехались.

Когда я пришел на ферму, у меня был истощенный и голодный вид, моя одежда была вся истрепана, но я был очень гордым. Было бы нехорошо, если бы кто-нибудь отметил мое жалкое состояние. Я покинул ферму, хотя мой кузен Ройзлиц просил меня остаться, и вернулся в город. В одном из банков, куда я зашел получить свою ежемесячную стипендию в пять долларов, которую я не получал уже три месяца, один из клерков передал мне уведомление с просьбой побеседовать с одним из высших должностных лиц.

«Я столкнулся с невысоким, полным, хриплым, напыщенным человеком, который сказал мне: Я слышал, что вы занимаетесь экспериментами в гомеопатии. Я должен умолять вас прекратить это. Вот деньги на последние выплаты вам. Я не могу позволить, чтобы деньги, вверенные мне, помогали гомеопату. Я ответил: «По какому праву вы обращаетесь ко мне в таком оскорбительном тоне?- и бросил его серебро на стол. - Я не возьму с этого ни цента. - Кнерр добавляет: “Никогда еще я не видел этого доброго доктора таким взволнованным, как в эту минуту, когда он ударил кулаком по столу, отодвинул стул, глаза его горели огнем, а кровь, казалось, закипала. Одна из дочерей удивленно посмотрела через стол на свою кузину. Впоследствии она сказала, что никогда не видела отца таким взволнованным”.

«Этот человек, оскорбивший бедного студента, впоследствии сам стал гомеопатом. Он предложил мне вернуть мои деньги, но я не принял их и больше с ним не соприкасался. С того момента, как я бросил деньги к его ногам, мне ни разу не пришлось голодать, с тех пор - ни разу за всю мою долгую жизнь. Когда я вернулся домой после посещения банка, меня ждал звонок от пациента.

Мне приходилось много работать на Хартлауба, когда я был его помощником; больше, чем моему старому писцу приходится работать на меня. Но двух грошей в день было достаточно, чтобы сделать меня счастливым. По закону я не имел права заниматься практикой, так как у меня еще не было диплома, но я был уверен, что знаю больше, чем мой работодатель. Я посвятил целый год изучению Материа Медика. Следующей зимой случился эпизод с травмой руки. На следующее лето я много путешествовал. Это было варварское лето. Я помог нескольким фермерам проникнуть в склад с зерном и ограбить его, чтобы не дать им умереть с голоду. Каждый день мне открывались новые и благоприятные возможности. Одной из них было блестящее предложение занять должность частного репетитора в богатой семье в России. Я пошел к своему брату Эвальду. Пока я находился там, пришли два письма, которые посыльный отказался доставить, потому что была просрочена плата за почтовые расходы. Мой брат заплатил за меня. Одно письмо было от Ганемана, в котором он дал мне информацию о железе; оно было коротким. Другое было от Жан-Поля Рихтера, поэта, который просил у меня некоторые пузырьки с лекарствами.”

Мой брат сказал: "Ты не поедешь в Люфланд. Человек, который получает письма от двух величайших людей своего времени, не должен ехать в Россию. Ты останешься здесь.'

«Есть вещи, которые нужно простить моему брату. Он взял книги, принадлежавшие моему отцу, отвез их в Лейпциг и продал.

Жан Поль сказал: "Все события происходят парами». В тот же день я заявил, что не поеду в Люфланд, где меня ждет блестящая должность, которая мне совсем не по вкусу. Меня никогда не заставляли служить королевской семье, и я был бы плохим лакеем."

“Все это ничто по сравнению с теми страданиями, которые испытывал Ганеман, живя в Лейпциге, преследуемый врачами старой школы и аптекарями. Жена ежедневно упрекала его в том, что он поступает не так, как другие врачи, равные ему в знаниях, и которые зарабатывали деньги, чтобы не дать своим семьям умереть с голоду. Сын Ганемана Фридрих стал горбуном из-за того, что, когда он был еще ребенком, вместе с ним опрокинулся фургон, когда его отец был вынужден совершить один из многочисленных переездов с места на место.

Кроме того, своей рукой, своей правой рукой я обязан Ганеману. Почему бы мне не быть благодарным и восторженным по отношению к гомеопатии?”

Интересна история поврежденного пальца Геринга; она убедила его в эффективности гомеопатии. Я изменяю описание, данное доктором Истманом, на прямые слова Геринга:

 «Я сам чуть не умер от заражения руки, полученного при вскрытии. Вскрытие было произведено на эксгумированном теле самоубийцы, работа, которую другие обходили стороной, и над которой я задержался слишком долго, пока возился среди внутренностей с частично зажившим порезом на указательном пальце правой руки, тонко покрытым корочкой. Перед тем как сделать вскрытие, я вымыл руки в горячей мыльной воде, которая оставила порез открытым. Один человек из Йены попросил сделать вскрытие почек, мочеточников, мочевого пузыря и всего, что принадлежало этому образцу, и я обещал сделать это для него.

Через несколько дней на моем пальце стали появляться признаки инфекции. Мне дали возможность наблюдать на себе ту болезнь, против которой пиявки, каломель и адский камень (нитрат серебра) оказались бессильны в руках аллопатов. Я отказался от ампутации, потому что с искалеченной рукой у меня было бы мало шансов стать акушером или хирургом. Я предпочел смерть этому. В то время я все еще был глубоко погружен в суеверную веру в то, что внешние болезни не могут быть излечены внутренними средствами, особенно если принимать их в малых дозах.

Меня спас один из первых учеников Ганемана, который убедил меня попробовать Арсеник в смехотворно малых дозах. Когда после того, как я принял несколько доз лекарства на язык, чувство облегчения от ужасного недуга начало проникать в мое тело, последнее препятствие, которое делало меня слепым к восходящему солнцу нового искусства исцеления, исчезло перед моими глазами.

У меня все еще есть палец; это тот же самый палец, которым я пишу это, и более того, я посвятил всю свою руку, тело и душу делу, которое Ганеман подарил страдающему человечеству. Его учение не только восстановило мое физическое здоровье, но и дало мне новую цель в жизни.

И это именно мне они сказали: "Гомеопатия мертва!».

С тех пор много раз «мертвые хоронили своих мертвецов». Прогресс продолжается. Мир движется. Последняя пелена, которая отделяла мои глаза от света восходящего солнца, была разорвана, и я увидел, как свет нового искусства исцеления воссиял надо мной во всей своей полноте. Я был обязан ему гораздо большим, чем сохранением пальца.

Ганеману, спасшему мой палец, я отдал всю свою руку, а распространению его учения-не только свою руку, но и всего себя, тело и душу».

Затем он поступил в университет Вюрцбурга, где преподавал великий патологоанатом Шенлейн. 23 марта 1826 года он получил степень доктора медицины.

Его дипломная работа называлась "De Medicina Futura" (Медицина будущего), которую он защитил перед профессорско-преподавательским составом этого великого университета.

После окончания университета он был назначен преподавателем математики и естественных наук в Институте Блохмана в Дрездене. После нескольких месяцев, проведенных здесь, король Саксонии отправил его в поездку в Суринам, Южная Америка, для проведения исследований в области зоологии и ботаники. Он оставался шесть лет в Суринаме и проделал большую работу в области естественных наук для короля. Во время своего пребывания там он продолжал изучать гомеопатию и практиковал ее в некоторой степени, помимо написания статей для гомеопатических архивов. Это последнее обстоятельство было доведено до сведения короля, который тотчас же приказал доктору Герингу заниматься исключительно своими обязанностями.

Обратной почтой доктор Геринг прислал свои отчеты и образцы, подал в отставку и начал медицинскую практику в Паримарибо. Он также продолжил свои исследования в области естественной истории и направил многочисленные интересные материалы о растениях, рептилиях и животных в Академию естественных наук в Филадельфии, где он стал членом-корреспондентом.

Находясь в Суринаме, он посещал колонию прокаженных, изучал проказу и многое сделал для облегчения их страданий. В 1830 году он написал «Письменные сообщения из Паримарибо о лечении проказы гомеопатическими средствами», а в 1831 году он написал статью "Антипсорические средства в отношении к проказе».

Здесь он начал свои исторические исследования змей, в том числе Lachesis trigonocephalus (Лахезис тригоноцефалюс) или Южноамериканской Сурукуку, образец которого он передал на хранение в музей Академии Естественных наук в Филадельфии.

Эту змею он поймал с большим трудом и подвергаясь огромной опасности, при этом один из его индейских помощников Арроваков был укушен.

Именно здесь он впервые применил лучистое тепло в качестве противоядия от яда змеи, с тех пор оно было признано противоядием от укусов животных и укусов ядовитых рептилий.

После шести лет в Суринаме он отплыл домой через Салем, штат Массачусетс. Его корабль частично был разрушен в кораблекрушении у берегов Род-Айленда и в конце концов прибыл в Мартас-Винъярд в январе 1833 года. Он сразу же отправился в Филадельфию, где начал медицинскую практику и где жил почти полвека. Когда он сошел на наши берега, он действительно нашел девственную почву, на которой можно было заложить великие истины гомеопатии. Не было ни учебников на языке страны, ни руководств по Materia Medica, ни реперториев, по сути, никакой литературы на английском языке, из которой можно было бы почерпнуть знания по гомеопатии. Не было ни школ, ни колледжей, где преподавалась бы гомеопатическая система медицины.

Было очень мало практикующих врачей, рассеянных по восточной части страны, которые пытались практиковать с помощью работ Ганемана, написанных на немецком языке. Именно здесь в начале 1833 года доктор Геринг засучил рукава и приступил к работе, с каким результатом, мы еще увидим."